— Я тебе верю, — ответил я. — Но боюсь, дядя подумает, будто ты поощрял Эпини.
— Что ж, тут я ничего не могу поделать. — И хотя его слова звучали разумно, в голосе слышалось отчаяние.
— Иди спать, Спинк. Тебе необходимо отдохнуть. Если ты будешь столько заниматься, к концу недели ты просто перестанешь соображать.
— Мне нужно еще поучить. Я должен запомнить некоторые уравнения. Если я не в силах их понять, придется вызубрить.
Я немного постоял рядом с ним.
— Ладно, я иду спать.
— Спокойной ночи, — пробормотал Спинк, явно собиравшийся продолжить свои ночные бдения.
В темной комнате для занятий я собрал свои учебники и отнес в спальню.
Мне пришлось расставлять их на ощупь, а одежду я просто бросил на пол. На меня вдруг навалилась неодолимая усталость. Несколько мгновений я еще слышал мерное дыхание своих товарищей, а потом погрузился в сон.
Оставшиеся дни до экзаменов пролетели быстро. Меня возмущало, что капитан Инфал не повторял с нами пройденное, а продолжал давать новый материал до самого последнего дня. В голове у меня образовалась полнейшая каша из огромного количества фактов, дат и имен, но я так и не смог разобраться, как протекали сражения и какой стратегии придерживались воюющие стороны.
Наконец пришло письмо от Карсины, вложенное в послание моей сестры. Я сразу же его вскрыл, и первые две страницы, исписанные изящным почерком, меня подбодрили. Но к третьей очарование ее невинной привязанности и детские фантазии о нашей будущей чудесной жизни показались какими-то пресными. А что она вообще обо мне знает? Что подумает Карсина, если я провалю экзамен по военной истории и весь наш дозор отчислят из Академии? Будет ли она по-прежнему находить меня привлекательным, если мне придется начать службу простым солдатом? И что скажет ее отец? Или ее родители, как моя тетя, имеют собственные амбиции и планы и дочь для них лишь средство для создания новых альянсов?
Я попытался избавиться от мрачных мыслей и дочитал письмо до конца. Мне не удалось найти в нем ничего нового. Она закончила вышивку, испекла две буханки тыквенного хлеба по новому рецепту. Нравится ли мне тыквенный хлеб? Она мечтает о том, как будет готовить для меня и наших милых детей, когда они появятся на свет. Карсина уже начала заполнять свою шкатулку заветных чаяний. Теперь там есть рисунок наших переплетенных инициалов. Именно такую вышивку она сделает на чудесных льняных наволочках, которые ей подарила бабушка для нашего будущего дома. Она так мечтает о том, чтобы они мне понравились. В конце Карсина выражала надежду, что я буду почаще вспоминать о ней и, если смогу, пришлю немного голубых кружев вроде тех, что отправил сестре.
И тут меня кольнула мысль: а ведь я сам почти ничего не знаю о Карсине. Да, она хорошенькая девушка с приятными манерами, любит посмеяться, хорошо танцует и дружит с моей сестрой. За то короткое время, что провел с кузиной, я узнал ее гораздо лучше, чем будущую невесту. А вдруг Карсина такая же эксцентричная и волевая девушка, как Эпини, только научилась это хорошо скрывать? Интересно, захочет ли она устроить спиритический сеанс или станет расхаживать целое утро в ночной рубашке? Охваченный сомнениями, я сложил письмо и спрятал в конверт. Во всем виновата Эпини. До встречи с ней я считал, что все женщины похожи на собак и лошадей.
Если девушка происходит из достойной семьи и получила хорошее воспитание, ей следует лишь объяснить, что от нее требуется, и она с радостью будет все исполнять. Нет, я не хочу сказать, будто считал женщин глупыми животными, напротив, я верил, что они нежные, чувствительные и любящие существа. Я просто не понимал, как может женщина пожелать изменить свое положение вопреки воле мужа или отца. За что ей бороться? Если настоящая женщина мечтает о доме, семье и достойном супруге, разве не предает она эту мечту, выступая против воли несущих за нее ответственность мужчин? Во всяком случае, так мне всегда казалось. А Эпини наглядно продемонстрировала, что женщина способна быть озорной и лукавой, самовлюбленной, склонной к обману и непокорности. Она заставила меня усомниться в добродетельности всех женщин. Неужели даже мои сестры скрывают коварство под невинными взглядами?
Неясные подозрения относительно моей будущей жены в сочетании с тревогой перед экзаменами окончательно испортили мне настроение. Я молчал во время дневной трапезы и с трудом терпел болтовню Нейтреда и Корта, которые обменивались впечатлениями от писем, полученных от своих возлюбленных. А когда я заметил, с какой тоской следит Спинк за их разговором, на душе у меня стало совсем гадко. Мой друг выглядел просто ужасно. Форма Спинка, даже в лучшие времена плохо на нем сидевшая из-за щуплого телосложения, сейчас и вовсе болталась как на вешалке. К тому же он давно ее не чистил, на рукавах и штанинах было полно грязи. Глаза покраснели, волосы всклокочены, лицо побледнело от бессонных ночей. Слух о том, что его перевели на испытательный срок, распространился по всей Академии, хорошо хоть о причине никто даже не догадывался. Спинк стал привлекать любопытство других кадетов, поползли невнятные сплетни, и если бы мой друг обращал внимание на то, какими взглядами его провожали, он бы невероятно расстроился.
В ночь перед экзаменами Спинк заболел. Не знаю, что было тому причиной — нервное состояние или недостаток сна. В последний вечер, когда все еще сидели и занимались, Спинк сдался. Он молча закрыл учебники, с тоской посмотрел на нас и отправился спать. Наше настроение, и без того не слишком веселое, стало совсем мрачным. Следующим захлопнул учебники Горд.
— Ну, я либо готов к экзаменам, либо нет, — заявил он. — Я сделал все, что было в моих силах. — Поднявшись на ноги, он принялся собирать книги.
— Сделал все, что в твоих силах сегодня, и сделаешь то же самое завтра, — с нажимом проговорил Трист.
И хотя ничего не было сказано прямо, смысл слов поняли все. Однако Горд сохранил хладнокровие.
— Я постараюсь успешно сдать экзамены и избавить наш дозор от неприятностей. Большего никто сделать не в силах.
— Один из нас может гораздо больше, если у него хватит мужества. Если ему действительно не наплевать на остальных. — Последнюю фразу Трист говорил уже Горду в спину.
Но в ответ раздался лишь звук закрываемой двери. Трист выругался и откинулся на спинку стула.
— Из-за толстого ублюдка и его дурацких представлений о чести мы все вылетим отсюда. Наверное, он надеется, что его исключат. Тогда он сможет вернуться домой, сказать, что это не его вина, и забыть о военной карьере. Я иду спать.
Трист захлопнул книгу, давая понять, что заниматься бесполезно, словно судьба дозора зависела только от Спинка и Горда, а мы не могли ничего изменить.
Рори тихо закрыл свои учебники.
— Я заканчиваю, — устало сказал он. — Моя голова набита под завязку. Пойду спать с мечтами о Темном Вечере. Результаты наших экзаменов станут известны только после праздников. Так что я намерен выйти в Старый Тарес и погулять там по полной. Возможно, другого шанса у меня не будет. Спокойной ночи, парни.
