Клиентке требуется трансформироваться, «вырасти», повзрослеть, то есть сепарироваться от власти мамы. Попытки стать взрослой сопровождаются чувством вины перед мамой. Клиентка ведет себя амбивалентно: с одной стороны, она стремится к эмансипации, с другой — использует маму как средство удержания себя в детской роли как можно дольше. Манипуляция, которой пользуется мама — угроза, что дочь сойдет с ума. Чем так страшно сумасшествие в обыденном сознании? Маргинальностью и, как следствие, изоляцией, одиночеством. То есть, по сути, мама пугает тем, что если дочь станет жить не по ее, а по своим правилам, то останется без маминой поддержки.
Когда мы во время терапевтической сессии исследуем, в чем заключается «сумасшествие» клиентки, то символически она изображает его в виде позы, характерной только для двух ситуаций (ассоциации, которые члены группы привели в ходе шеринга): сексуальная поза либо поза в кресле гинеколога. И то и другое является атрибутом «взрослой» жизни женщины. Как правило, именно это новообразование юности дается с трудом — мама бессознательно тормозит дочь на пути взросления, отчасти из желания облегчить и обезопасить жизнь последней, отчасти из чувства соперничества. Контакт девушки с матерью возможен только невротический — через надевание на себя ярлыка «сумасшедшей».
Я повторюсь, что, если во время терапевтической сессии у клиента возникает какая-то асоциальная тенденция (в данном случае страх сойти с ума), то я отношусь к этой метафоре с уважением, предполагая, что за ней кроется позитивное сообщение, которое следует «разгадать». Ресурс сообщения, которое кроется за мнимым «сумасшествием» клиентки, очевиден: это разрешение себе делать шаги на пути взросления, а именно: вступать в сексуальные контакты, при этом сохраняя удовлетворяющие обеих отношения с матерью, то есть получая от нее поддержку, а не осуждение.
Символика дурака
Особого внимания заслуживает присутствующая в сессии Светланы архетипическая символика. Сумасшедший, идиот, дурак, юродивый — этот аспект нашего существования воплощен в таком популярном персонаже волшебных сказок, как Иван-дурак. Хотя в социуме одной из главных ценностей является разумность, а утрата разума воспринимается как несчастье, Иван-дурак продолжает быть одним из любимейших героев, чело которого не обезображено печатью интеллекта, однако его социальная успешность от этого не ниже, а выше, нежели у его разумных братьев.
Человечество стало разумным не так давно, но именно это позволило ему выделиться из природы и стать «господином» над ней и над самим собой. Разумеется, это палка о двух концах: за то, что интеллектуальный «орган» переразвит в ущерб остальным, мы уже сегодня платим экологическими катаклизмами. Чтобы достичь баланса или хотя бы как-то сдвинуть этот дисбаланс с мертвой точки на уровне индивидуума, нам нужно осознать и принять вторую, угнетенную часть нашей натуры — «неразумную».
Еще один широко известный дурак (он же шут, джокер) — первая карта Старших Арканов Таро. Двадцать две карты, называемые Старшими Арканами, представляют собой серию изображений, отражающих различные стадии развития человека. Двадцать одна карта имеет свой номер, но карта «Дурак» — особая, без номера. На ней изображен безумный юноша, в экстатическом забвении занесший ногу над пропастью. Он завис, находясь одновременно в двух состояниях: одна нога на твердой почве — и удерживает его на тверди земной, таща за одежду, не кто иной, как собачка, животное, олицетворяющее собою инстинкт самосохранения. Другая нога, как уже замечено, занесена над пропастью — символом неизвестности, в которую мы рвемся, стремясь обрести свободу. Вечная развилка, перед которой стоит человек, выбирая свой путь: свобода (но при этом и одиночество) или же единение (но при этом зависимость)!
Сказанное является замечательной иллюстрацией к тому, что испытывает человек во время кризиса эмансипации. Кроме того, в карте «Дурак» есть и другая символика — «в ней заключен изначальный хаос всех космогонических систем — то исходное сырье, из которого Демиург начинает творить свои миры. Это не остывшая еще лава, которой предстоит спустя миллионы лет превратиться в платформу; это темные воды, над которыми летает Дух Божий; это сырая глина, не ставшая еще кувшином»
[125]. Не правда ли, это поэтическое описание архетипа «Дурак» является не чем иным, как описанием Бессознательного? Того самого материала, из которого, как цветок из почвы, вырастает все то, в чем мы нуждаемся на новой стадии своей жизни.
«Струя воды»
Если эмансипация от матери является одной из самых частотных тем инициатических сессий, то на втором месте — тема эмансипации от отца. Рассматривая первую инициацию девушки в сказках, мы выяснили, что для отделения от своей генеалогической семьи ей нужно разрешить не один, а два конфликта: и с матерью, и с отцом. Чаще всего дочь разрешает конфликт тем, что находит спасение в раннем скороспелом браке. Либо в безбрачии, иллюстрацией чему является сессия Дарьи.
Дарья — симпатичная тридцатилетняя незамужняя женщина, живущая в одной квартире со своими родителями. Ее запрос в том, что она почему-то никак не может познакомиться с мужчиной, чтобы выйти за него замуж. На вопрос о том, что мешает познакомиться, Дарья отвечает, что с самой юности ей нельзя возвращаться с прогулки домой позже девяти часов вечера, потому что «когда она пойдет принимать вечерний душ, то помешает отцу спать». Из всей сессии, которая очень похожа на другие, подобные ей, мы приводим только самое начало диалога. Первая же сказанная Дарьей фраза была настолько метафоричной, что потянула за собой целый пласт сказочных аналогий.
Я: Каким образом ты помешаешь ему спать тем, что будешь принимать душ?
Дарья: Когда струя воды будет бить в ванну, он проснется от шума и будет недоволен.
Комментарий к сессии «Струя воды»
Только одна фраза молодой женщины — и в ней уже есть все, что нужно для зачина волшебной сказки. Есть запрет, есть потенциально неминуемое нарушение и есть угроза наказания. Есть также отсутствие логики, которое так типично для сказок (действительно, неужели нет способов вымыться, не нарушая сна отца?).
Рассказ клиентки о ее взаимоотношениях с отцом напоминает сказку «Спящая красавица» Ш. Перро в той ее части, в которой король-отец, дабы предотвратить роковой укол дочери веретеном, запрещает всем в королевстве прясть пряжу. Запрет столь же утопичен, как и принимать душ после 21.00, и психоаналитическая символика одинакова: и укол веретена, и удар струи воды о ванну означают одно и то же — дефлорацию либо половой акт с мужчиной. Именно эта тема является болезненной для отца, не желающего отпустить от себя свою дочь, тем самым задерживая ее развитие. Однако вместо открытого признания конфликта оба предпочитают избегать обострения отношений с помощью рационализации: ни отец не хочет нарушать своего «сна» (читай: стагнации), ни дочь не хочет нарушать покоя, стагнировав свою инфантильную, не повзрослевшую к тридцати годам часть личности, которая должна уметь постоять за себя.
