— Если бы у нас она осталась, мы могли бы попробовать. Но, боюсь, я ее всю раздала. Не думаю, что от нее была бы польза. Такие малые количества помогают, только если принимать их при первых признаках болезни. У меня оставалась одна бутылочка на крайний случай. Я послала ее полковнику Гарену, когда узнала, что он заболел. Но он все равно умер. Думаю, болезнь слишком прочно обосновалась в нем, чтобы уступить глотку воды.
Мои последние надежды развеялись прахом.
— Ладно. Ты можешь дать мне этого порошка для Хитча? Я должен к нему вернуться.
— Конечно. Подожди здесь, я сейчас принесу.
Она вернулась в лазарет, а я остался стоять снаружи. Я попытался сопоставить собственное представление о сержанте Хостере с человеком, которого описала Эпини. Очевидно, женщинам он показывал себя совсем с другой стороны. Он всегда тиранил Эбрукса, Кеси и меня, но какой сержант ведет себя иначе со своими подчиненными? Я попытался забыть о его неприязни ко мне и представить, каким он может быть человеком. Я слишком мало о нем знал. Тем не менее мне пришлось признать, что я испытал облегчение, когда Эпини сказала мне о его болезни. Он пылко верил в мою виновность. Если он умрет, обо всей этой истории возможно, забудут. Можно надеяться. Я почувствовал укол совести, пожелав другому человеку смерти, но утешил себя тем, что наши чувства с Хостером были взаимными.
Вскоре Эпини вернулась с двумя маленькими муслиновыми мешочками.
— Замочи один мешочек в кипящей воде и тщательно выжми, чтобы питье достигло наибольшей силы. Здесь две порции. Если первая поможет, дай ему вторую и возвращайся в город за следующими. Но, Невар, не слишком рассчитывай на успех. Это самая жестокая вспышка чумы из всех, что мне доводилось видеть. Здесь хуже, чем было в Академии и даже в Горьком Источнике.
— Эпини, я боюсь за тебя. Что, если ты снова заразишься?
— Не думаю, что это случится. Все, с кем я говорила, уверены, что, если ты болел дважды и не умер, тебя она больше не побеспокоит. Кроме того, я не заметила, чтобы ты прятался и уклонялся от исполнения своего долга. Ты хоронишь всех, кто умер от чумы, и из твоих слов выходит, что в твоем собственном доме лежит больной человек. Почему ты полагаешь, что мне следует делать меньше?
Я огорченно улыбнулся.
— Для этого спора у нас сейчас недостаточно времени.
Она прищурилась и сурово посмотрела на меня.
— Да, нам придется отложить несколько споров на потом. Не думай, что я больше не сержусь, только потому, что я говорила с тобой любезно. Или не испытываю боль, которую вы со Спинком причинили мне. Пройдет много времени, прежде чем я снова смогу доверять кому-то из вас.
— Но, Эпини, я…
— Нет, не сейчас. — Она была непреклонна. — Но когда все это закончится, Невар, я не намерена тебя щадить. И не думаю, что твоя сестра отнесется к тебе с сочувствием, когда узнает, сколько ей пришлось страдать из-за твоего молчания.
Ее последние слова окончательно меня уничтожили, я почувствовал себя настоящей скотиной. За последние несколько дней я позволил себе забыть о бедах Ярил. Ведь она обещана Колдеру Ститу; если отец сумел навязать ей эту помолвку, значит, она находится в полной его власти. Теперь мне стало ясно, каким себялюбивым стало бы решение о побеге к спекам. Нет. Я должен остаться в Геттисе и устроить жизнь так, чтобы у Ярил появился дом, где она сможет сама распорядиться своим будущим. Моя решимость окрепла.
— Я все исправлю, — произнес я вслух, чем вызвал слабую улыбку на губах Эпини.
— Тебе придется, — предупредила она меня, — поскольку я не могу себе представить, что ты должен сделать, чтобы получилось еще хуже. — К моему удивлению, она еще раз меня обняла. — Торопись. Нам обоим нужно вернуться к больным.
Она повернулась и уже уходила, когда я окликнул ее:
— У Эмзил и детей все в порядке?
Она остановилась и обернулась ко мне, и в этот раз ее улыбка оказалась более уверенной.
— У них все хорошо, Невар. И теперь, когда я знаю, что они твои, я буду заботиться о них еще лучше.
— И что это должно было означать? — осведомился я, но за ней уже закрылась дверь.
Я спрятал мешочки с лекарством в карман куртки, направился в полковые конюшни и вскоре отыскал там Утеса, который с трудом втиснулся в отведенное ему стойло. Я нашел подходящую сбрую и вместо седла привязал ему на спину одеяло. Скоро мы уже скакали домой. Никто нас не видел. Прошло уже много времени с тех пор, как я так ездил на Утесе верхом, так что единственной приятной стороной нашего путешествия была его скорость — особенно в сравнении с моей пешей прогулкой в другую сторону. И хотя Утес не переходил на галоп, мы довольно быстро двигались сквозь темноту, которую разгонял лишь слабый лунный свет.
В окнах моего дома, когда я подъехал к нему, все еще мерцал огонек. Я торопливо спешился, отвел Утеса в стойло и с легким трепетом быстро прошел мимо стоящих у сарая двух гробов.
— Хитч, я принес тебе лекарство, — окликнул его я.
И остановился.
Не нужно было входить в комнату, чтобы понять, что Хитч мертв. Он лежал на моей постели, протянув ко мне исхудавшую руку, словно умолял о понимании. Лицо заострилось, челюсть отвисла набок. Когда я пересек комнату и прикоснулся к нему, Хитч еще оставался теплым, но то было угасающее тепло, а вовсе не тепло жизни. И все же я встряхнул Хитча, повторяя его имя, а потом приложил ухо к его груди. Бесполезно. Разведчик Бьюэл.
Хитч умер.
— О, Хитч, что же ты со мной сделал? — спросил я у пустой оболочки.
Ответа не последовало.
Он был немаленьким человеком, а я обессилел от усталости и отчаяния. Тем не менее я сумел донести его от моей постели до холодного деревянного гроба, ожидающего его. Я вновь обернул Хитча простыней и накрыл крышкой. Некоторое время я стоял рядом, размышляя о том, когда именно жизнь превращается в смерть. Я коснулся рукой крышки гроба, но не смог придумать ни последней молитвы, ни даже слов прощания. Он ошибся. Я ненавидел не Хитча, а магию, которая его отравила.
— Доброй ночи, Хитч, — наконец выдавил я и вернулся в дом. Как я ни устал, мне было трудно заставить себя лечь в постель, где только что умер Хитч. Казалось жутковатым, если не сказать зловещим, спать на смертном ложе. Но в конце концов, моя удача так давно от меня отвернулась, что едва ли станет еще хуже. Я думал, что еще долго пролежу, ворочаясь, пока в голове моей крутятся все эти тревоги и сомнения, но стоило мне закрыть глаза, как я провалился в сон.
Той ночью видений не было. Я проснулся с первыми лучами солнца, проникшими в комнату сквозь щели в ставнях. Некоторое время я лежал в постели, размышляя о том, как встречу новый день. Хитч мертв. Только теперь я понял, как утешало меня знакомство с кем-то, тоже зараженным магией спеков. Пока он был жив, у меня оставалась надежда обелить свое имя. Теперь она исчезла. Если Хостер выживет, меня ждет трибунал. Я отмел страх в сторону. Я пытался не унизиться до надежд на смерть другого человека.
