Этот вечер получился более уютным и менее принужденным. Ужин был куда существеннее, и мы снова завершили его чаем, хотя и без сахара. Эмзил рассказала мне свою историю накануне, а я не собирался посвящать ее в свою, поэтому говорили мы мало. Комната освещалась только отблесками огня в очаге, и мы рано отправились спать. Я лежал на полу, завернувшись в одеяло, и старался не думать о ней, теплой, мягкой и такой близкой. Несмотря на мою суровую подготовку к солдатской жизни, эта семья жила в более тяжких условиях, чем все, что мне до сих пор доводилось испытывать. Никаких вечерних забав для детей, никаких книжек со сказками или музыки, никаких игрушек, не считая тех, что они сами для себя придумывали. Эмзил была почти необразованна, я сомневался, что она умела читать. Она впитала крохи знаний и культуры в Старом Таресе, но ее дети, растущие в этих диких местах, будут лишены даже и того. Их будущее наводило меня на мрачные мысли не только о трудностях грядущей зимы, но и годах, что последуют за ней.
Я закрыл глаза, но не смог прогнать мучившие меня мысли. Эмзил почти что призналась мне, что прошлой зимой продавала свое тело проезжавшим путешественникам, чтобы добыть еду для себя и детей. Видя перед собой такой пример, чего могут ждать от жизни Кара и крохотная Диа? Каким вырастет Сем, зная, что мать торгует собой, чтобы прокормить его? Это было мерзко и отвратительно. Однако когда она смотрела на своих детей, я узнавал ее взгляд — точно так же смотрела на нас моя мать.
За прошедший год я начал понимать, какое место она занимала в нашем мире, и осознал, что во многом она жертвовала своими интересами ради наших. Семена, что посеяла в моем сознании Эпини, давали всходы, которые меня беспокоили. Моя мать всегда оставалась для меня моей матерью и женой моего отца. Не думаю, чтобы я хоть раз спросил себя, кем еще она хотела бы стать помимо этого. Но в последнее время мне довелось несколько раз быть свидетелем того, как ей приходилось склонять голову перед волей моего отца, соглашаясь с решениями, которые он принимал для ее детей, и я яснее увидел, как отчаянно она с ним сражалась за право принимать участие в нашей жизни.
Она никогда не надеялась стать женой аристократа; ее выдали замуж за сына-солдата из хорошей семьи, но рассчитывать он мог самое большее на высокий военный чин. Покидая отчий дом, она, наверное, думала, что, когда ее муж выйдет в отставку, она вернется в Старый Тарес, чтобы жить в особняке Бурвилей, встречаться с друзьями детства, ходить в театры и наслаждаться событиями столичной жизни. А вместо этого новое положение моего отца вынудило ее поселиться вдали от прежнего дома, подразумевая, что общаться ей придется только с теми женщинами, чьи мужья также получили титулы из рук короля. Она навещала свою семью в Старом Таресе где-то раз в пять лет, и то лишь после того, как ее дети немного подросли. До тех пор она не оставляла нас ни на один день. Это ли значит быть матерью?
Я заерзал на утоптанном земляном полу, холод от него просачивался под одеяло, и все мое тело ныло. Я пытался уснуть, но глаза отказывались закрываться, и я то и дело оглядывал унылую комнатку. Мне не хотелось размышлять о своей матери и о том, что жизнь поймала ее в ловушку, совсем как Эмзил, оказавшуюся далеко от родного дома. Следом я задумывался о том, в какую ловушку угодил сам. Вот я лежу здесь, сын аристократа, сын-солдат, которому предназначено было стать офицером, вынужденный клянчить еду и крышу над головой у невежественной портнихи, вдовы вора. И я благодарен ей за то, что она мне дала.
Утес отдохнул и немного подкормился. Дни и ночи становились холоднее, и я понимал, что задерживаться здесь глупо. Чем быстрее я доберусь до Геттиса, тем скорее узнаю, что меня там ждет. Нельзя терять время. Если тамошний командир не примет меня на службу, мне, скорее всего, придется зимовать там, а весной пытать счастья в других крепостях или фортах. Никаких гарантий, что меня вообще кто-нибудь возьмет на службу, не было. Мрачные мысли бродили по кругу у меня в голове. Если мне откажут все, что тогда? Что, если я окажусь сыном-солдатом, который не может стать солдатом, сыном аристократа, от которого отрекся его отец? Братом, не сдержавшим слова, данного сестре? Толстяком, умоляющим незнакомцев дать ему немного еды и позволить переночевать? Мужчиной, что интересуется женщинами лишь затем, чтобы вызвать у них отвращение?
Мне не нравился ни один из этих вариантов, и я принял решение. Я уеду завтра с рассветом.
ГЛАВА 13
БЬЮЭЛ ХИТЧ
Я прожил у Эмзил почти месяц. Думаю, почти каждую ночь я твердо решал уехать утром, но, поднявшись, выяснял, что я могу еще какой-нибудь мелочью облегчить их жизнь. И как-то так получалось, что одно дело перетекало в другое. Я всегда оставался, чтобы что-то завершить, и не позволял себе думать о том, как нравится мне находиться рядом с этой женщиной, какое удовольствие я получаю, став для нее добытчиком и поддержкой. Мой отец так часто тыкал меня носом в мои промахи, что я и сам удивлялся тому, как много могу сделать для этой обездоленной, несчастной семьи. Это было приятно.
Началось все с моего обещания показать Эмзил, как ставить силки на кроликов. Я уговорил себя, что должен задержаться еще на день и убедиться, правильно ли она все делает. Потом я снова рубил дрова и чинил крышу сарая, служившего конюшней для Утеса. В разгар работы пришел мужчина, прогнавший меня от дверей своего дома несколькими днями раньше, и спросил, не может ли он одолжить ненадолго коня — естественно, не даром. Он соорудил нечто вроде плуга и рассчитывал с помощью Утеса распахать больше земли на следующую весну. Я напомнил ему, что сейчас не подходящее время для этих работ. Он ответил, что и сам не настолько глуп, но надеется сейчас разрыхлить почву, чтобы весной было легче сажать семена.
Самым трудным в этом деле оказалось смастерить подходящую упряжь для Утеса. Однако к вечеру, немало попотев, мы с Меркусом сумели вспахать четверть акра земли. Почва оказалась каменистой, пронизанной старыми древесными корнями. Большую часть времени мы рубили их боковые отростки, чтобы Утес мог выкорчевать пни. В обмен Меркус дал нам мешок картошки и обещал отработать назавтра полдня.
Так что мне пришлось остаться еще на день. Ужин в тот вечер показался нам роскошным, потому что в порыве воодушевления Эмзил приготовила двух кроликов и целых пять картофелин. Всего мы поймали трех зверьков, и я показал ей, как подвесить лишнее мясо в трубе, чтобы закоптить на зиму. Три шкурки присоединились к первой.
Дети, став чуть лучше питаться, казалось, обрели силы и уже не торопились заснуть вечером, и мы немного посидели у огня. Эмзил удивила меня тем, что начала рассказывать детям сказки, чтобы скоротать время. Потом она их уложила, и мы еще поговорили о том, что надо сделать в первую очередь, чтобы пережить зиму.
Когда наутро Меркус пришел отрабатывать свой долг, мы с ним укрепили крышу и дверь дома Эмзил, а затем занялись кровлей сарая. Еще до наступления полудня я заслужил его невольное уважение. В следующие несколько дней с помощью Утеса мы разобрали несколько покосившихся строений на еще годные бревна и доски. Отложив древесину, необходимую для ремонта сарая и дома Эмзил, я еще раз одолжил коня Меркусу, чтобы тот перетащил свою долю материалов туда, куда собирался.
