– Готовы? – спросил он.
– Готовы, сэр, – ответили офицеры. Вид у них был бледный и неуверенный – они тоже знали, что от траншей ничего хорошего ждать не приходится.
Гьердрум окинул взглядом поле боя. Линии обороны пока держались. То и дело раздавался нестройный боевой клич, в котором упоминалось Пальмизано. Возможно, лучше было оставаться здесь, но приказ есть приказ.
– Трубите наступление.
Загудели рожки. Гьердрум шагом двинулся вперед. Пехоту предупредили заранее, и он надеялся, что она не подведет.
И пехота действительно не подвела, уже начав формировать проходы. Гьердрум пришпорил коня.
Свободного пространства было мало, но он успел разогнаться. Вонзив копье в глаз врага, он тут же выдернул его и нанес удар другому. Его конь врезался в линию обороны, и вражеские солдаты бросились наутек. Копье его сломалось, и он выхватил меч. Его товарищи наступали позади, подгоняя его вперед. Конь Гьердрума устремился к траншее.
Оглянувшись, он увидел прорванную в кругу прореху шириной в сто ярдов, через которую уже вливалось его войско. Он снова посмотрел вперед, оценивая траншею и пытаясь решить, где выстроить конников после того, как доберется до равнины. Нужно было нанести удар по штаб-квартире противника…
На его лицо упала тень, и он поднял взгляд. В небе уже кружили вороны.
Траншея! Он с силой натянул поводья. Ее вполне можно было преодолеть, двигаясь шагом.
Кто-то врезался в него сзади. Конь Гьердрума споткнулся о чей-то труп и упал на передние ноги, выбросив всадника из седла.
– Проклятье! – От удара о землю у него перехватило дыхание. Он попытался подняться на ноги, но ослабшие мышцы не могли справиться с тяжестью доспехов.
Ему удалось подняться на колени, но в него снова врезался какой-то рыцарь, и он опрокинулся на спину, скатившись в траншею. Шлем слетел с головы, и он потерял меч.
Лежа на спине, он увидел падающую на него отчаянно ржущую лошадь и размахивающего руками всадника. К лицу устремилось тяжелое, окованное железом копыто. Он вскинул руку, но было уже слишком поздно.
Гьердрум успел ощутить лишь мгновенную боль, прежде чем его приняла в свое лоно Темная Госпожа.
Когда к Рагнарсону вернулось сознание, он обнаружил, что стоит на вершине холма, поддерживаемый двумя телохранителями, на виду как у своих, так и у врагов. Бой продолжался, но третью линию уже прорвали, и противник устроил настоящую бойню. Браги выругался, и по его бороде стекла струйка кровавой слюны.
– Сэр Гьердрум? – прохрипел он.
– Мертв, – ответили телохранители. – Часть их сумела вырваться, сир, – восемьсот или тысяча. Большинство бежали сломя голову, но некоторые пытались атаковать Суна, хотя и тщетно.
Голос солдата дрожал, бледное лицо покрылось потом. Он был в ужасе.
Браги попытался перенести вес тела на ноги. Левый бок тут же пронзила боль, и он чуть не упал.
– Держись, сир. Держись. Ты должен оставаться на ногах. Пока ты стоишь, они будут сражаться.
– Нет, – выдохнул он. – Хватит. К чему зря отдавать свои жизни?
– Враг не берет пленных, сир. Никого. Они убивают каждого, кто пытается сдаться.
– Глупо. – Браги попытался обругать Вартлоккура, Суна, Мглу и самого себя. Особенно себя. Но с его языка не сорвалось ни слова. В конце концов, глядя телохранителю в глаза, он сумел прохрипеть: – Прости меня.
– Держись, сир, – сказал солдат, видя, что Браги снова оседает на землю. – Ты должен стоять.
Отдаленная искорка надежды помогла ему удержаться на ногах. Он стоял, не обращая внимания на боль и закрыв глаза, чтобы не видеть того, что происходило с лучшим войском Запада всех времен.
Откуда-то издалека послышался лязг мечей – восточные солдаты добрались до окружавшего его кольца охраны. А потом он лишился чувств.
Какой-то солдат схватил барона Хардля за плечо, пытаясь привлечь его внимание:
– Господин! Господин!
Хардль развернулся, взмахнув мечом. Солдат едва успел увернуться от удара, прежде чем барон его узнал.
– Извини, солдат. Что случилось?
– Ты нужен нам наверху. Король без сознания. Сэр Гьердрум мертв.
Барон посмотрел на вершину холма. Королевская гвардия приготовилась к последнему бою. Он увидел короля, безвольно повисшего на руках телохранителей.
– Что с ним?
– Ранен, но не смертельно. У него переломаны ребра.
Хардль поспешил вверх по склону.
– Поставь знамя прямо, солдат! – рявкнул он. – Покажем хоть какую-то гордость.
Добравшись до вершины, он оценил положение. А оно складывалось не лучшим образом. Те, кому удалось вырваться, продолжали бежать, даже не пытаясь помочь товарищам.
– Будьте вы все прокляты! – прогремел Хардль. – Пусть ваша трусость останется в веках и пусть ваши имена станут навсегда презренными! Пусть ваши дети плюют на ваши могилы! – Стоило ему начать, и он уже с трудом мог остановиться. – Жаль, что здесь нет Пратаксиса, – пробормотал он. – Великие последние слова негодяя-нордмена. Таллисон! Ты, трусливый сукин сын, отправляйся со своими людьми вниз и займи оборону! Нужно как-то прорываться, – добавил он уже тише. – Ты, ты и ты – идите туда и вспугните оставшихся лошадей. Гоните их вниз по склону.
– Господин, если мы прогоним лошадей, то как мы…
– Не забивай свою прекрасную головку мыслями о том, как тебе отсюда сбежать, мой дорогой. Тебе это все равно не удастся, если только мы не сумеем задать взбучку этим подонкам. Попробуешь – сам лично тебя зарублю. Я ясно выразился? Кому-то еще непонятно?
Он лихорадочно отдавал приказы и через четверть часа почти полностью владел ситуацией. Почти – принимая во внимание сбежавших. Убедившись, что уже слишком поздно что-либо предпринимать, он взглянул на штаб-квартиру противника и пробормотал:
– Вы даже не знаете, что вы сегодня убиваете, тервола. Кавелин, мы оплакиваем тебя еще до твоей гибели. – Он толкнул стоявших рядом солдат. – Ты, ты и все остальные – начинайте скандировать «Баксендаль» и «Пальмизано». Чтобы они никогда не забывали.
Конец приближался медленно, но неумолимо. Безумие властителей Шинсана гнало восточных солдат на бессмысленную смерть. Этим великим глупцам хотелось намного больше, чем просто победы. Ничто не могло их удовлетворить.
Лучшие воины Кавелина погибали один за другим.
Хардль оказался в числе последних. Он умер, проклиная не врагов, но собратьев – тех представителей его класса, кто теперь мог творить с королевством что угодно.
24
1016 г. от О.И.И.
