Местность становилась все засушливее, трава короче и грязнее, и вскоре обнажились клочки серовато-коричневой почвы – море травы уступало место умеренной пустыне. Невдалеке, хотя все еще невидимые, лежали горы, закрывавшие собой сердце Хаммад-аль-Накира.
Всадникам вскоре предстояло принять решение. Завтра он доберется до мест, где им вряд ли будут рады – хотя, возможно, их даже не заметят. Он задумался, как бы сам поступил на их месте – скорее всего, атаковал бы посреди ночи.
Как только стемнело, он отправился на их поиски. Луны на небе не было, и вокруг, казалось, множились ловушки. И тем не менее он нашел лагерь всадников, прежде чем те успели его покинуть, – и вновь осознал, что такое милосердие.
Это были мальчишки, скорее всего братья, старшему – не больше пятнадцати. Оба пытались набраться смелости – каждому на самом деле не хотелось ничего делать, но точно так же не хотелось, чтобы другой счел его трусом.
Гарун плохо понимал их диалект, но все же сообразил, что ими в первую очередь движет желание порадовать отца, местного вождя, желавшего, чтобы они вернулись с доказательством совершенного ими отважного поступка.
Народ, к которому принадлежал сам Гарун, в основном вел кочевой образ жизни. И традиции его были похожими.
В конце концов мальчишки решились. Им вовсе не требовалось глупо рисковать – в ответ на расспросы стариков они могли честно сказать, что изо всех сил пытались показать, на что способны. Ограбление как таковое их не интересовало – им хотелось обозначить сам факт, что они стали мужчинами.
Не следовал ли за ними опытный воин? Вряд ли. На равнине подобный ангел-хранитель не мог остаться незамеченным. К тому же вся суть обряда перехода состояла в том, что кандидаты должны были действовать самостоятельно.
Дав им десять минут, он явился в их лагерь. Юноши оказались не особо привередливы. Положив каждому в карман кожаной куртки по золотой монете, он взял под уздцы их лошадей, успокоив тех единственным заклинанием. После чего повел добычу по тропе, игравшей роль дороги к пустынному королевству.
Злодей, лишившийся этих монет, вряд ли возражал бы против того, что деньги перешли к юношам, нуждавшимся хоть в чем-то хорошем.
Гарун пожалел, что не может превратиться в муху и полететь следом за мальчишками, которые, пусть и без лошадей, вернулись к своему народу, неся с собой золото, которого хватило бы, чтобы купить целое стадо…
Вартлоккур обуздал свою темную натуру, чтобы провести вечер с четырьмя странными детьми, составлявшими его импровизированную семью. Лишь Смирена была его собственной дочерью. Этриан – внуком.
Даже ему казалось странным, что его внук намного старше его дочери. Но этот мир вообще был не вполне нормальным, и сам он лишь добавил к нему несколько новых странностей.
В глазах Этриана, худого смуглого юноши, застыло безумие, избавлявшее его от воспоминаний о том, как он был Избавителем, чудовищем, которым управляло зло, считавшее себя богом. С помощью армий мертвецов Избавитель покарал тех, кто, по его мнению, причинил ему страдания, но силы зла ввели юношу в заблуждение.
Бегство стоило Этриану любви и душевного здоровья, и он еще не заплатил сполна эту цену. Иногда он просто лежал, свернувшись в клубок, иногда сидел и раскачивался, уставившись отсутствующим взглядом в некую точку за многие века и мили отсюда. Разум его хранил тысячелетия чужих воспоминаний, и он никогда точно не знал, что было тогда, а что сейчас.
Чародей делал все возможное, чтобы поддерживать юношу в стабильном состоянии. Он не верил, что тот когда-либо выздоровеет, но не жалел сил ради Непанты, которая отвергала любой намек на то, что Этриана уже не спасти.
Смирена походила на маленького пугливого звереныша. Мгновение назад она вела себя совершенно нормально, а в следующее ею овладевало нечто странное. Она никогда не плакала и выглядела слишком настороженной и внимательной для своего возраста. Ей нравилась компания Нерожденного, что казалось Вартлоккуру чудовищно неестественным. Радеахар был лишь орудием, и друзей ему не полагалось.
Вартлоккур убеждал себя, что с возрастом это у нее пройдет.
Отпрыски Мглы вели себя как самые обычные дети. Отцом их стал брат Непанты, Вальтер, еще в те времена, когда Мгла даже не надеялась, что снова будет императрицей. Их экзотическая красота, унаследованная от обоих родителей, в чем-то даже слегка пугала. Девочка была старше, но мальчик рос быстрее, и сейчас они напоминали близнецов. Они прилагали все усилия, чтобы сохранять эту видимость, хотя в том не было никакой нужды. Вопрос о выживании здесь не стоял.
Дети знали о своем происхождении – Вартлоккур иногда показывал им мать, считая это предосторожностью, а не проявлением доброты. Он хотел дать понять, что им может грозить опасность лишь потому, что они дети этой женщины, пусть даже и живут далеко от Империи Ужаса.
При этом он им лгал, заявляя, что мать оставила их с тетей ради безопасности. Якобы Мглу втянули в политику Империи Ужаса помимо ее воли и она боялась подвергать детей риску.
Насколько он помнил сам, Мгла оставила их в качестве заложников, которых не особо боялась потерять.
Он стал глубоким циником. Ему редко доводилось оказываться в ситуации, которая внушала бы ему больший оптимизм.
Вошла Непанта. Радостно улыбаясь, она сразу же направилась к Этриану и принялась гладить его по голове, что-то весело говоря. Вартлоккур и Смирена смотрели на них с легкой ревностью.
Беглец вступил в пределы своей родины, но это не дало ему повода расслабиться. Даже здесь он оставался чужаком, а народ Хаммад-аль-Накира, независимо от политических или религиозных убеждений, не доверял чужим.
Он двигался не спеша, избегая племенных стойбищ, пока не добрался до оазиса под названием аль-Хабор. В этих местах многое изменилось с тех пор, как он бывал здесь мальчишкой, – появились новые здания и выросли новые сады, но затем на город обрушилась катастрофа, и бо́льшая его часть разрушилась. Сейчас он умирал.
Вновь подтвердилось, что некоторых нисколько не волнуют проблемы, мучившие их народ в течение двух поколений. Аль-Хабор стал прибежищем для тех, у кого не осталось корней. Забытый всеми Король без Трона мог начать собирать здесь оборванные нити своей жизни.
Когда зашло солнце, Гаруна там еще не было, а когда оно взошло, он уже сидел и храпел, прислонившись к глинобитной стене, – один из полудюжины вероятных злодеев…
Ясмид, за спиной которой маячила пугающая тень Хабибуллы, разглядывала чужеземцев, которых Эльвас аль-Суки пригласил в Себиль-эль-Селиб. Высокий толстяк с коричневато-красной кожей, мудрец-свами из Матаянги, похоже, хотел оказаться как можно дальше от своей разрушенной родины. Его спутник из низшей касты, более смуглый и выглядевший не столь здоровым, нервно переводил.
– Свами Фогедатвицу – специалист по избавлению от зависимостей, – повторил Эльвас и тут же увял под неодобрительным взглядом Ясмид.
