Появление Шикая застигло Вэнчиня врасплох, но он продолжил кормить несчастного.
– Не ожидал увидеть тебя столь скоро, – сказал Го. – Ты пришел, чтобы покончить с угрозой для империи?
– Нет, я лишь хотел убедиться, что у тебя все хорошо. Кто это?
– Не знаю. Судя по всему, какая-то важная персона при прежнем режиме. Не могу представить, как он выжил. У него почти не осталось разума. Но я поставил себе интересную задачу – вернуть его в мир. Для меня это вызов, с которым я хотел бы справиться.
– Вот как?
– Без него я сошел бы с ума.
– Значит, тебе повезло, что он тут оказался.
«А может, это стало мрачным предзнаменованием», – подумал Шикай.
– Итак, ты пришел не затем, чтобы убить меня. Тогда расскажи, что происходит в мире.
Шикай посвятил его во все подробности.
– Вижу, дела у империи идут неплохо, – вздохнул Го.
– Лучше, чем мы могли бы ожидать, учитывая все наши слабости.
– Естественно, я надеялся. Жаль, что там нет места для меня. Но я обрек себя на это уже тогда, когда пришел к тебе.
Лорд Сыма кивнул:
– Времени прошло не так уж много, но случилось немало событий. Многое изменилось. Самое главное – войны закончились, и притом успешно, благодаря твоей прозорливости. Но государство и легионы настолько истощены, что выжившим тервола пришлось отбросить личные амбиции.
– Возможно, лишь внешне.
– Несомненно, некоторые готовы поддаться искушению. Особенно те, кому не по душе, что императрица – женщина. Сколь бы разумным ни было ее правление и сколь бы надежным ни был установленный ею порядок.
– Чего ты от меня хочешь, лорд Сыма?
– Если честно – сейчас лишь знать, что у тебя все хорошо. Позже – может быть, что-нибудь еще. Если сумеешь обуздать свои амбиции.
– Я всегда мог их обуздать. Я делал то, что было нужно Империи.
– Что ж, я рад. – Любой падший тервола заявил бы то же самое, и большинство поверили бы собственным словам. – Я еще вернусь. Вероятно, быстрее, чем в этот раз. Время не настолько поджимает.
– Лорд Сыма, – сказал Го, – я сделаю все, что потребуется, чтобы выбраться отсюда.
К счастью, он еще не настолько отчаялся, чтобы совершить роковую глупость.
Лорд Сыма Шикай придерживался низкого и циничного мнения о других тервола, рассматривая все их поступки через линзу собственного цинизма и низкого происхождения. Но он одобрительно относился к тем, кто сумел подняться над собственным естеством. И одним из таких был Го.
Распорядок в тюремной башне оставался неизменным – изменились лишь люди, приносящие еду. Разговаривали они не больше, чем их предшественники.
Рагнарсон боролся с желанием наброситься на кого-нибудь и посмотреть, что будет. Однако сидевший в душе зверь был достаточно умен, чтобы понять: о подобном поступке ему придется быстро и глубоко пожалеть.
Слова побывавшей у него Мглы заставили его задуматься, и он тратил немало времени на попытки разобраться в происходящем. Все это сбивало его с толку. Он был рад, что все, кого он любил, уже не могут увидеть его столь слабым. Хаакен, Рескирд и многие другие никогда бы этого не поняли.
Он начал опасаться, что окружавшие его призраки поняли бы намного больше и лучше, чем он сам. Весь смысл жизни сжался для него до уровня «бей и хватай». Банальные события застревали в голове словно музыкальный рефрен, повторяясь раз за разом.
Время шло. Иногда, когда сознание его прояснялось, он задумывался: что, если это лишь способ убежать от однообразия тюремного заключения? А потом он вновь вспоминал некое событие или решение, ставшее очередным камнем в фундаменте его отчаяния.
В основном он размышлял о том безумии, которое заставило его устремиться через горы М’Ханд, чтобы атаковать непобедимого врага, уже полного решимости его уничтожить. Он не мог точно назвать тот момент, когда уверенность в собственных способностях и везении превратилась в иррациональную уверенность, что удача и победа никогда его не оставят. Но он знал, что начало этому положила ссора с Вартлоккуром, когда они не смогли договориться, следует ли говорить Непанте о том, что делает на востоке Этриан.
В конце концов он пришел к выводу, что вина Вартлоккура все же больше, чем его собственная. Именно упрямство старика перед лицом всех доказательств стало причиной падения Кавелина.
Насколько было известно Рагнарсону, отношение чародея нисколько не изменилось. Он никогда не признается в том, что ошибался.
Сам Рагнарсон был на это способен – наедине, перед самим собой. Но он не знал, смог бы он признать свою вину перед всеми.
Шли дни. Мгла не возвращалась, и Рагнарсон не получал никаких новостей. Он мог лишь представлять, что сейчас происходит на родине, и при этом представлял самое худшее. Но даже самое худшее казалось ему чересчур оптимистичным.
Он потерял счет времени. Дни превращались в недели, недели – во времена года.
Похоже, наступило лето.
Лорд Сыма Шикай нервничал – его вызывала императрица. Известие об этом уже ждало его, подобно мрачному обещанию, когда он вернулся с острова на востоке.
Разум подсказывал, что дело касается империи. Душа же опасалась, что эта женщина знает, где он был и что делал.
И теперь она находилась всего в ста ярдах от него, в его собственной армейской штаб-квартире.
Он сообщил, что готов и ждет, когда ей будет удобно.
Посыльный принес ответ, что он должен явиться немедленно.
Шикай не чувствовал опасности, но ему все равно было не по себе.
«Виновный бежит, даже когда никто не гонится за ним».
Шикай знал, что подобный афоризм существует в большинстве древних культур. В немалой степени он фигурировал в событиях, приведших к разрушению Ильказара. Разрушитель Империи использовал точно такую же формулировку, чтобы внушить страх повелителям старой империи.
Императрица выглядела усталой и осунувшейся, несмотря на то что дела Шинсана шли все лучше. Она поманила Шикая к себе. Вид у нее был скорее рассеянный, чем злой.
Возможно, вопрос все же никак не касался лично Сыма Шикая.
– Я знаю, что тебе не хватает опыта, но я доверяю твоей мудрости.
– И к какой же загадке мне следует применить мое мудрое отсутствие опыта?
– У меня есть одна тайна.
– Как и у всех нас. Мне бы хотелось обсудить с тобой мою, когда ты будешь особо великодушна.
– Меня беспокоят две вещи, – сказала императрица. – Во-первых, как мне гарантировать безопасность моих детей?
Она встретилась с ним взглядом. Неужели она видела в нем угрозу?
– Возможно, я что-то упустил, но я лишь смутно слышал, что у тебя есть дети. И раз уж ты о них упомянула – где они?