– В этом и суть проблемы.
Шикай попытался изобразить интерес, чувствуя себя всерьез сбитым с толку.
– Не понимаю.
– Когда я вернулась из изгнания, во время событий, приведших к смещению лорда Го… – Она замолчала, внезапно уйдя в себя.
– Мне он показался неплохим человеком, – воспользовался возможностью Шикай. – Он позволил мне проявить себя в сражении с Избавителем. И он немало значил для империи.
Императрица озадаченно взглянула на него.
– Все говорят, будто ты не интересуешься политикой.
– По большей части это правда. Но порой текущую политику приходится принимать во внимание, поскольку она влияет на все остальное. Го Вэнчинь был моим наставником, другом и человеком, который дал мне возможность стать тем, кем я стал. Творящаяся вокруг него политика ничего для меня не значила, не считая случаев, когда она мешала мне делать свое дело. Но ты хотела поговорить о детях?
Она снова посмотрела на него с подозрением.
– Да, хотела. У меня их двое. Екатерина и ее брат Скальца. Имена дал им отец. Наверняка имена их устраивают, и вряд ли они приняли бы те, которые тайно предпочитает их мать. Девочка – старшая.
– И ты намерена молчать о них, потому что боишься, что они могут стать жертвами политики? – улыбнулся Шикай.
– Да. Я оставила их с людьми, которым доверяла, поскольку знала, что там им будет безопаснее.
– Но эти люди не доверяли тебе, – интуитивно предположил Шикай.
– Судя по результату – да.
– Значит, они на самом деле заложники судьбы. А ты была слишком занята, чтобы что-то предпринять. Но теперь у тебя появилось время, чтобы почувствовать себя виноватой.
Императрица снова взглянула на него.
– В общем, да.
– И какое к этому имеет отношение сын свинопаса?
– Он должен сказать мне, что думает после того, как я признаюсь, что не имею понятия, где они сейчас.
– Те люди, которым ты доверяла?..
– Кавелин рухнул. Люди разбежались. Некоторые погибли. Когда я уходила, королевство было вполне устойчивым. Но Браги сделал то, что сделал, и все развалилось.
Лорд Сыма молча ждал.
– Дети исчезли в самом начале.
Шикай подумал о том, насколько она придерживается фактов. Наверняка она не была с ним откровенной на все сто процентов, хотя сама вполне могла возглавить список тех, кого пыталась обмануть.
– Собственно, у меня есть мысль, где они, но точно я не знаю. Я даже не уверена, что они все еще живы. Если они там, где я думаю и чего я боюсь, до них никак не добраться.
Дальнейшие намеки Шикаю не требовались.
– Ты боишься, что они у Разрушителя Империи?
– Да, – коротко ответила она.
Шикай знал, что жена Вартлоккура – сестра человека, от которого она не смогла бы отречься.
– Он может воспользоваться ими, чтобы заставить тебя сделать нечто, противоречащее интересам империи?
– Меня тревожит их благополучие. Похоже, он несколько тронулся умом незадолго до того, как Кавелин начал разваливаться на части.
– И при чем тут я? – озадаченно спросил Шикай.
– Ты прекрасный слушатель.
– В самом деле? – удивился он.
– Безусловно. Благодаря тебе я теперь точно знаю, что мне делать.
Шикай слишком растерялся, чтобы сказать хоть что-то – хорошее, плохое, нейтральное или остроумное.
– Рад был помочь. Что-нибудь еще?
– Да, – нахмурившись, кивнула она. – Насчет пленника Рагнарсона. Нужно получить от него хоть какую-то пользу.
«Или убить его», – подумал Шикай. Но проблема заключалась в том, что он был обязан Рагнарсону жизнью.
– Учти, что в силу моего крестьянского происхождения у меня сложились вполне определенные взгляды по поводу того, что я считаю правильным, а что – нет. И я знаю, что такое благородство.
Императрица посмотрела ему в глаза:
– Я знаю, что он спас тебе жизнь в Ляонтуне. И ты отплатил ему после того, как его победил.
– Не могу сказать, что вполне в этом уверен. Как далеко простираются обязательства? Закончились ли они тогда, когда я сохранил ему жизнь и целители собрали его из кусочков? Он спас меня, оттолкнув выпущенную из баллисты стрелу, – последствия чего простираются в неизвестность. Должен ли я навеки стать его покровителем? Насколько глубоки мои обязательства по отношению к другим, оказавшим мне любезность?
Императрица ответила не сразу – ее воспитание способствовало более гибкому отношению к вопросу. К тому же она провела многие годы среди жителей Запада, чьи идеалы относительно чести намного превосходили то, что считал разумным даже Шикай.
– Тебя мучают угрызения совести? Похоже, у тебя на уме не только наш гость в башне Карха.
– Мне не скрыться от твоего несравненного взгляда, императрица. Да, меня мучают угрызения совести, и вовсе не по поводу бывшего короля Кавелина. Если ты настаиваешь, чтобы я отказался от обязательств перед Рагнарсоном – я подчинюсь. Моя нынешняя моральная дилемма намного опаснее. Для меня самого.
Императрица молча смотрела на него, не проявляя особого интереса к его лепету. По спине Шикая пробежал холодок. Хватит!
– Прости меня, императрица. Моя крестьянская сущность слегка пересилила.
– Об этом тоже стоит как-нибудь подумать, когда нас ничто не будет отвлекать.
– Что?
– Ты уже давно среди нас. Ты был среди последних учеников, взятых не из высших каст. Но во времена моего деда имели значение лишь талант и достойные качества.
– Помогла также преданность и способность сохранять спокойствие, несмотря ни на какие провокации. Но ты права. Идеалы, на которых когда-то держалась империя, ниспровергнуты. Тервола считают, что право дано им от рождения.
– Я намерена над этим поразмыслить, когда меня больше не будет тревожить судьба детей.
– Подай какой-нибудь заметный знак.
– Что?
– Шутка. Подразумевается, что Вартлоккур постоянно за тобой наблюдает. Почему бы не дать ему понять, что ты думаешь о нем и своих детях? Глупо, конечно, но ты в самом деле могла бы ему намекнуть, что хочешь с ним поговорить.
– С одной стороны это выглядит как безумие, а с другой – могло бы сработать. И уж точно я пойму, в самом ли деле этот старый подонок заглядывает мне через плечо.
– Да. – Лорд Сыма подумал, что, пожалуй, пора идти.
Поговорить о Вэнчине можно было и позже.
– Возвращайся к своим делам, – сказала императрица. – Я подумаю, когда меня ничто не будет отвлекать.
Шикай поклонился и вышел. В мыслях его царил хаос. Телохранители при их разговоре не присутствовали – свидетельствовало ли это об уверенности Мглы или о ее паранойе?