– Госпожа? С тобой все в порядке? – спросил Эльвас, в голосе которого звучала искренняя забота.
– Все хорошо. Я вспоминала о своем возвращении из изгнания, когда впервые увидела, что стало с моим отцом. В это трудно было поверить.
– Я слышал.
Ясмид уныло взглянула на него. Он не проявлял к ней дружеских чувств, возможно, из-за ее глубокого к нему отвращения, и никогда бы не снискал расположения среди людей, считавших ее отца правой рукой Господа, сколь бы низко тот ни пал.
– Теперь он свободен от дурмана, – сказал Эльвас. – Тяжелые нагрузки – одно из самых острых орудий свами Фогедатвицу.
– Разве это лишь не усугубляет его страдания?
– Это лишь эмоции, выраженные через страдания, а не настоящие страдания. Он ощущает потерю твоей матери физически, а не эмоционально.
Ясмид кивнула. Подобные умозаключения казались ей странными, но выглядели вполне правдоподобно.
– Свами также учит умению справляться как с потребностью в дурмане, так и со страданиями, которые оправдывают эту потребность.
Ясмид глубоко вздохнула и выдохнула. Ее отец постоянно страдал от хронической боли. В начале своего служения он получил серьезные раны, и некоторые так и не зажили до конца. Боль, а позднее и опиум, с помощью которого он с ней справлялся, затуманили разум, что привело к бесчисленным и бессмысленным смертям.
– Я все же надеюсь, что он победит свое пристрастие, Эльвас, и постоянно об этом молюсь. Но он уже однажды его побеждал, однако вновь предался пороку, разочаровавшись в жизни.
– На этот раз все будет иначе. Надеюсь, ты позволишь свами, чтобы тот постоянно следил за здоровьем твоего отца?
Хабибулла презрительно фыркнул, но промолчал. Ясмид прекрасно его понимала – ей казалась чудовищной сама мысль, что здоровье и душевное благополучие Ученика окажется в руках мистика-язычника. Власть над Учеником была самым желанным сокровищем для любого злодея.
Эльвас бин Фарут аль-Суки, несмотря на молодость, был весьма хитер. К тому же он рос в обстоятельствах, когда умение читать мысли являлось весьма полезным и необходимым для выживания.
– Госпожа, меня нисколько не интересует власть над твоим отцом. Я участвую в этом лишь потому, что другие мои обязанности не отнимают много времени. Мы не воюем, и войны нам не угрожают. Мало какому юноше хочется готовиться к очередной войне.
Эльвас хотел сказать что-то еще, но такой возможности ему не дали. Свами Фогедатвицу закончил занятия и отправил пациентов выполнять некое новое задание. Облачившись в оранжевую мантию, скрывавшую жировые складки, он проворно подошел к зрителям, расплывшись в широкой улыбке.
Похоже, он был весьма доволен собой, и Ясмид это вполне устраивало.
– Ты меня впечатлил. Не помню, когда я в последний раз видела отца столь активным.
Улыбка Фогедатвицу превратилась в снисходительную.
– Спасибо, госпожа, – ответил он, слегка наклонив голову и демонстрируя прекрасные успехи в овладении языком.
– Ужин пока не готов, – сказал Эльвас. – Свами, не мог бы ты показать госпоже, как помогаешь нашему повелителю справляться с болью?
Фогедатвицу повернулся к переводчику. Тот что-то быстро затараторил на странном ритмичном языке. Ясмид решила, что свами тянет время, чтобы подумать.
Фогедатвицу что-то сказал, и переводчик ответил:
– Хорошо. Прошу следовать за мной.
Быстро преодолев небольшое расстояние по некоему подобию коридора, свами вошел в пустое, размером шесть на десять футов, помещение со стенами из ткани.
– Требуются следующие условия, – сказал переводчик. – Вы должны молчать и ничем себя не выдавать. Понятно?
Ясмид кивнула, зная, что до этого ее отец занимался физическими упражнениями.
Фогедатвицу отдернул тканевую занавеску, за которой оказались трое мужчин в набедренных повязках, лежавших ничком на обитых мягким материалом столах. Все трое выглядели старыми и исхудавшими, морщинистую кожу покрывали шрамы. Мужчины той же расы, что и Фогедатвицу, массировали и растягивали старческие тела, тихо задавая вопросы и ставя с помощью кисточки на их коже чернильные точки.
Снова дав знак молчать, свами присоединился к остальным. Ясмид собралась спросить, что делают чужеземцы в шатре ее отца, но Хабибулла схватил ее за руку. Эльвас шагнул к ней, и лицо его исказилось от ярости, словно в немом вопросе: «Ты вообще соображаешь, что творишь?»
Кричать и злиться она могла позже. Но сейчас ей ничего не оставалось, кроме как стоять и молчать. Она попыталась выдернуть руку, но Хабибулла крепко ее держал.
Она снова раскрыла рот, но Эльвас вновь возник перед ней, на этот раз настолько близко, что они едва не столкнулись носами. Развернув Ясмид, он подтолкнул ее к выходу. Хабибулла не вмешивался.
– Что с тобой, госпожа? – негромко, но рассерженно спросил аль-Суки, когда они оказались в коридоре. – Ты поклялась, что…
– Это было до того, как я увидела…
– Ты должна была понимать, что увидишь нечто необычное. Иначе зачем ему прилагать столько усилий, чтобы сохранить тайну?
– Он втыкал в отца иголки, Эльвас! Как, по-твоему, я должна была себя вести?
– Молчать и смотреть. Как ты обещала.
– Но он втыкал иголки в…
– Она была права, когда предпочла держаться от этого подальше, – сказал аль-Суки Хабибулле. – Нам не следовало рисковать. Она не готова.
– Возможно, – кивнул Хабибулла, уставившись в земляной пол.
– Значит ли это, что вы участвуете в некоем… – начала Ясмид.
Эльвас с трудом пытался сдержать злость.
– Госпожа, свами использует восточные методы, чтобы избавить твоего отца от пристрастия к опиуму. Только не говори, будто разбираешься в этом лучше, чем, скажем, в строительстве – что-то я не замечал, чтобы ты вмешивалась в работу плотников или каменщиков. Хотя наверняка тебя интересовало, почему что-то делается так, а не иначе.
Каждое слово будто давалось ему через силу, источая правду. И она его за это ненавидела.
А потом она вздрогнула, будто на нее снизошло внезапное озарение, помогшее постичь разум человека, чье особенное безумие привело ко многим поколениям войн и отчаяния.
– Эльвас, проводи нас туда, где мы будем ужинать с отцом. Мы подождем там. А ты попотчуешь меня рассказами о том, как в стариков втыкают иголки.
Ужин с Учеником не особо порадовал. Отец Ясмид был мрачен и малоподвижен, словно страдающий аутизмом ребенок. Он не встречался ни с кем взглядом и все время молчал, слегка просветлев при упоминании жены и дочери, но так и не признав в Ясмид последнюю.
Ясмид пришла к выводу, что Фогедатвицу сотворил чудо, восстановив здоровье Эль-Мюрида хотя бы настолько. Возможно, сейчас Ученик смог бы научиться ориентироваться в окружающем мире и начать общаться с людьми.
