Он мог убить Ученика – это было легко. Но тогда ему снова пришлось бы пуститься в бега, не имея возможности где-то укрыться, и это могло бы плохо для него закончиться. Религия Эль-Мюрида замкнулась сама на себя. Его последние гениальные военачальники победили все внешние угрозы, но больше не настаивали на том, чтобы обратить в свою веру весь мир.
Движение Эль-Мюрида постарело, истощилось и погрузилось в дурман, как и его основатель. Стоило убить Ученика, и его место мог бы занять кто-то вполне дееспособный. Так что вполне можно было подождать, пока его смерть не свершится по воле самого Господа.
Гарун жалел, что не может тайком подбросить старому безумцу немного опиума. Одной хорошей дозы вполне хватило бы, чтобы уничтожить все, достигнутое на сей день.
Даже днем работавшие в шатре люди не покидали небольшого населенного участка сразу за входом.
В первую неделю Гарун просто отдыхал. Во вторую он стал несколько активнее, поскольку у него появился стимул. На третью неделю он начал строить планы.
Ясмид невесело встретила Эльваса.
– Ты опять мне ничего не принес?
– Ты права. Призрак не вернулся из мира духов. И мы уже решили, что оставим его там.
– И тем не менее ты продолжаешь искать.
– Да. Ради тебя.
– И?
– После той ночи его никто больше не видел. Люди помнят о его пребывании на побережье, помнят о его переходе через ущелье. Он пришел сюда, а потом исчез.
– Похоже, и впрямь придется об этом пока забыть, – пробормотала она скорее себе под нос, чем обращаясь к Эльвасу.
– Хочу поговорить с тобой насчет аль-Фадла. Он выдал имена тех, кто продал ему часть не вполне обычных вещей, которые мы у него нашли.
– Собираешься сообщить мне о том, чего я предпочла бы не слышать?
– Да. О плохих людях там, где нам хочется видеть только самых лучших. Спятивший Змей разбогател, продавая краденое, в основном из шатра твоего отца или из храмов. В последнее время дела у Спятившего Змея шли не лучшим образом – у твоего отца похитили все, что можно было тайком вынести из шатра. Я говорил со стражниками. Они проверяют всех входящих, но никого – выходящих. Им никогда не приходило в голову, что это может потребоваться. Вряд ли они как-то к этому причастны.
– Отца обворовывали собственные слуги?
– У них не было никакого плана. Просто каждый пользовался возможностью.
– Эльвас, я утратила всяческую веру в человечество. Лучший человек в мире, избранный самим Господом, окружен негодяями и ворами, словно дерьмо мухами, с самого первого дня, когда он начал проповедовать. Жаль, что Господь не отбросил прочь присущее ему терпение и не покарал злодеев.
– Вряд ли осталось бы много тех, кто смог бы похоронить их трупы, госпожа.
– Не сомневаюсь. Есть предложение, как поступить с ворами?
– Дать понять, что их обнаружили. Наказать самых бессовестных. Остальные пусть живут, но это предупреждение будет для них последним.
– Принять их злодейство как должное?
– Твой отец не слишком терпим к переменам. Свами совершил чудо, добившись столь быстрого признания.
Эльвас говорил правду. Ясмид теперь регулярно делила трапезу с отцом. Пока еще он ее не узнавал и не разговаривал с ней, но матаянгец настаивал, что скоро все будет хорошо. Она и сама замечала улучшение. Как говорил Фогедатвицу, безразличие по большей частью являлось следствием свойственного Ученику упрямства.
– Мы можем вернуть что-то из украденного?
– Кое-что да, но, увы, у преступника не осталось почти ничего ценного.
– Выясни, кто был самым выдающимся злодеем. Пусть ему отрубят правую руку. А потом пусть кто-нибудь знающий заглянет в их счета.
– Хорошо. Ты отменишь очередной обед?
– Нет. Где Хабибулла? Сегодня прекрасное утро. Хочу пройтись.
– День и впрямь превосходный. К сожалению, Хабибулла нездоров – у него та же болезнь, что и у стариков. Надеюсь, через несколько дней он поправится.
Болезнь была жестокая – если их вообще не отравили. Один престарелый имам и несколько пожилых Непобедимых умерли. Состояние еще нескольких имамов ничуть не обнадеживало.
Не решил ли кто-то от них избавиться?
Умерли еще двое имамов и один Непобедимый. Хабибулла выздоровел.
Все еще слабый и ходивший с трудом, он занял место напротив Ясмид в следующий раз, когда та обедала с отцом. Присутствовали только они двое – Эльвас был занят тем, что рубил руку вору.
Никто из помощников Эль-Мюрида не сбежал, несмотря на арест аль-Фадла, и это многое о них говорило.
Эльвас с опозданием занял место рядом с Хабибуллой, но Ученик опаздывал еще больше.
– Придется подождать, – сказал появившийся Фогедатвицу, обходясь без переводчика. – Сегодня годовщина одной встречи, во время которой он едва избежал смерти от руки валига эль-Асвада. Он считает, что видел утром призрак этого человека.
– Вскоре после того, как Насеф захватил Себиль-эль-Селиб, случился набег, – объяснил Хабибулла Эльвасу. – Юсиф и его брат Фуад застигли Ученика у Малахитового трона. Лишь вовремя появившийся Насеф его спас.
– Все это было давно.
– Это хороший знак? – спросила Ясмид. – Его наконец стало что-то интересовать? Или это плохо?
– Это шаг вперед, – ответил Эльвас. – Он заинтересовался внешним миром.
– Воображаемым миром, – заметила Ясмид.
– Возможно, в следующий раз он увидит реальных людей, – сказал Хабибулла.
– Госпожа, – сказал Эльвас, – когда я привел сюда свами, твой отец видел легионы воображаемых существ, в основном призраков. Но никого из тех, кого можно было бы ожидать, – ни твою мать, ни твоего брата. Он вообще не помнит, что у тебя когда-то был брат. Зато он неоднократно видел Насефа, с которым вступал в воображаемые споры. Я слышал только слова твоего отца, и я слишком молод, чтобы видеть самого Бича Господнего, но, думаю, теперь я достаточно хорошо его знаю. Он был выдающимся человеком.
– Да. И довольно странным. – Ясмид не хотелось говорить о мертвом.
В Хаммад-аль-Накире обитало больше призраков, чем живых. Люди устали от войны, но все вспоминали дни военной славы, когда такие военачальники, как Насеф, Карим, Эль-Кадер и Эль-Надим, сотрясали мир.
Ясмид видела события тех дней изнутри и знала, что золотые времена – лишь обман. Вспоминавшие их забывали о цене – женщинах, лишившихся мужей и сыновей, детях без родителей, до сих пор не восстановленных разрушениях и превращенных в пустыню плодородных землях. И все это во имя милосердного Господа.
Воспоминания о плохом постепенно угасали, и им предстояло уйти в небытие вместе с последними, кто пережил те времена. А затем правоверные будут черпать вдохновение в сказках о былой славе, пока какой-нибудь юный Насеф или Эль-Кадер, наполовину бандит и наполовину харизматичный воин за веру, не начнет все сначала.
