Она взглянула на безволосую сморщенную красную головку. Словно почувствовав ее пристальный взгляд, малышка зашевелилась и снова начала сосать. Непанта улыбнулась, глядя, как движутся крошечные щечки.
Потом она поняла, что служанка продолжает говорить, – похоже, ее вопрос потребовал куда большего ответа, чем она готова была выслушать.
– Мэгги? Будь добра, узнай у королевы Ингер, может ли она прийти сюда?
Ей был нужен хоть кто-нибудь, но она никого не знала… Можно было позвать Мглу, но жена брата сейчас была чем-то плотно занята в обществе мужчин. Казалось, принцесса лишь притворялась женщиной, будучи еще одним мужчиной в облике выдающейся красавицы.
Не прошло и нескольких минут, как появилась королева Ингер.
– Спасибо, что пришла, – прошептала Непанта. – Я на самом деле на это не рассчитывала. У тебя хватает и других дел.
– Похоже, мне столь же отчаянно хочется с кем-то поговорить, как и тебе, милая. – Высокая, холодная и светловолосая, она показалась Непанте воистину царственной особой. – Я уже несколько дней не видела Браги.
– Варт не появлялся с тех пор, как родилось дитя. Знаю, у него дела, но он мог хотя бы зайти поздороваться.
– Что они замышляют? Есть предположения?
– Я даже не знаю, где Варт, не говоря уже о том, чем он занимается.
– Они в доме смотрительницы Мглы. Вместе с соратниками. Больше я ничего не знаю, и о том, чем они занимаются, можно только догадываться. Они никому ничего не говорят, даже не отвечают на мои записки.
– Могу поспорить, это как-то связано с тем самым… – Непанта с трудом поднялась с постели, подошла к окну и облокотилась о подоконник. Королева взглянула из-за ее плеча. – Это никогда не закончится, Ингер. Я бы предпочла… пойми, я вовсе не хочу тебя обидеть. Я бы предпочла, чтобы Браги никогда не появлялся в Кавелине. У нас были прекрасные дома в Итаскии. Мы не были ни важными персонами, ни богачами, и жизнь наша была нелегкой, но наши семьи были вместе, и по большей части мы были счастливы. Проклятый Гарун бин Юсиф… Надеюсь, он сейчас горит в аду. Если бы он не втянул во все это Браги и Насмешника…
– Ничего уже не изменишь. Думаю, так было предрешено судьбой. Если бы не Гарун, для твоего изгнания нашелся бы другой повод.
Непанта повернулась к ней, и глаза ее внезапно сузились.
– Верно. Герцог Грейфеллс ведь был твоим дядей?
Герцог Грейфеллс был смертельным врагом ее первого мужа и короля, когда Браги еще служил простым наемником.
– Это совсем другая ветвь моей семьи, милая. Наша сторона никогда не вмешивалась в политику. И мне очень жаль, что ею занялся Браги.
– Тебе не нравится быть королевой?
– Я обожаю быть королевой. Просто я ненавижу все проблемы, страдания, интриги и ответственность, которые к этому прилагаются.
Непанта снова уставилась вдаль. Колдовская буря окрасилась в лимонный оттенок желчи. Колдовство. Оно тоже преследовало ее по пятам. И оно забрало у нее Этриана, пожрав невинную душу.
– Браги когда-нибудь рассказывал, что случилось с Насмешником?
– Нет. Ему не хочется об этом вспоминать, но он не может забыть. Его преследуют видения, иногда он просыпается по ночам, рыдая или крича. Он не в силах убедить себя, что у него не было выбора. И его в самом деле не было.
– Знаю. Я не держу на него зла. Моя ненависть направлена на тех, кто заставил Насмешника покуситься на жизнь лучшего друга. Жаль, что никого из них не осталось в живых. Будь они живы, я бы мечтала о том, как пытаю их и убиваю.
– Он на все готов, лишь бы тебе было легче, Непанта. И до сих пор переживает.
– Мне ничего не нужно, Ингер. У меня есть Варт и ребенок. Вот только… я хотела бы точно знать, что с Этрианом. Жив он или мертв.
– Я думала, его убили после того, как у Насмешника ничего не вышло. Так все говорят.
– Все так думают. Но никто этого не видел. И у меня все время такое чувство, будто он где-то там и ему нужна помощь. – Она уставилась в безжалостное небо, и ее начала бить дрожь. Про сны она говорить не стала – Варт всегда над ними смеялся, и Ингер могла тоже лишь посмеяться. – Иногда… иногда мне кажется, что Браги и Варт все знают, но не хотят мне говорить.
– Браги никогда мне ничего не говорил.
– Мне просто хотелось бы знать. Если что-нибудь услышишь… скажи. Пожалуйста.
Ингер погладила ее по плечу:
– Конечно. Для чего еще нужны подруги?
«Не знаю, – подумала Непанта. – Мне всегда их не хватало, чтобы это выяснить».
11
1016 г. от О.И.И.
Каменный зверь говорит
Этриан и Сааманан стояли на вершине холма. Внизу катила воды широкая река Тусгус. Этриан столь крепко сжимал в руке кинжал, что у него побелели костяшки пальцев.
– Проклятье! – Он швырнул клинок на землю, и тот улетел в кусты, так что найти его снова не удалось.
– Что случилось?
– Мы побеждаем в сражениях, но проигрываем войну, – проворчал он. – Они нас изматывают. Как нам перебраться через реку? Их не меньше, чем нас. И у меня не осталось тех, кого можно было бы еще призвать.
– Бери живых. Ты же поступал так с некоторыми местными.
– Не могу.
– Почему?
– Они мне не позволят. На их доспехи наложено заклятие, которое мне помешает.
Земля содрогнулась, и в нескольких сотнях ярдов позади них поднялся огненный столб. Задымились деревья.
– Еще трехсот человек не стало, – пробормотал Этриан. – Почему они сбиваются в группы? Я не могу заставить их рассредоточиться, если только не думаю об этом каждую минуту.
– У них остались воспоминания, и им не нравится, кем они стали. Они жмутся друг к другу, потому что так им легче. Потянись за реку, найди обычных людей, не солдат.
– Я пробовал. Никого нет. Они опустошили все вокруг.
К югу от холма вспыхнуло сражение. Шум его сперва приближался, затем отдалился.
Врагу больше не требовались телепорты для переброски легионов. Он использовал их тактически, устраивая небольшие внезапные атаки. Этриану не хватало опыта, чтобы обнаружить спрятанные на этом берегу реки порталы.
– Мы не можем вечно тут торчать, – пожаловалась Сааманан. – Нужно прорываться и искать новобранцев.
С тех пор как Этриан обрел могущество каменного зверя, ненависть его росла в геометрической прогрессии. Он восхищался собой, но порой ему казалось, будто он на грани безумия.
«Возможно, каменный зверь меня победил, – подумал он. – Я сам становлюсь зверем, жаждущим разрушений, жаждущим людского страха, приходящим в ярость, стоит мне замешкаться».
