– Гм?
– Возможно, ему просто нечего скрывать.
– У каждого есть прошлое, которое отпечатано в теле и душе. Даже когда улетает душа, тело все помнит. Попробую кое-что еще.
Чародей напряженно уставился на Нерожденного, и мертвец забегал. Он прыгал через воображаемую скакалку, кувыркался, отжимался и делал приседания. Он размахивал руками, кукарекал словно петух и пытался взлететь.
– И что это все доказывает? – спросил Рагнарсон.
– Что Нерожденный способен им управлять. Что это человек.
– Может, это пустой человек. Может, у него никогда не было души.
– Возможно, ты и прав. Но надеюсь, что нет.
– Почему?
– В таком случае он должен быть кем-то создан. Сразу взрослым, лишенным чего бы то ни было, кроме приказа убить. А это означает, что мы имеем дело с весьма изощренным противником – вероятно, с тем, кого считали уже уничтоженным. Вопрос в том, зачем ему атаковать генерала? Какой смысл ранить льва в лапу, когда можно нанести решающий удар по голове?
– Ты меня совсем запутал. О ком ты говоришь, дьявол тебя побери?
– Думаю, мы исходим из ошибочного предположения о смерти.
– Все равно ничего не понял.
У чародея имелась привычка ходить вокруг да около, кружа около темы разговора словно мотылек у пламени, что крайне раздражало Рагнарсона.
– Мы прямо или косвенно выяснили судьбу всех членов Праккии, кроме одного. Мы считали, что его тело пропало под развалинами у Пальмизано.
В той решающей битве нелегко пришлось всем. Насколько было известно Рагнарсону, противник лишился всех военачальников, кроме Ко Фэна.
Он поскреб бороду, прислушиваясь к голодному урчанию в желудке и жалея, что не может сейчас завалиться где-нибудь поспать.
– Ладно, сдаюсь, – сказал он после нескольких безуспешных попыток разгадать загадку чародея. – О ком речь?
– О Норате. Магдене Норате, эскалонском перебежчике. Главном исследователе и создателе чудовищ для Праккии. Мы так и не нашли его труп.
– Откуда ты знаешь? Не встречал никого, кому было бы известно, как он выглядит.
Норат был особенным чародеем. Его орудиями являлись не заклинания и демоны ночи – он творил жизнь. Он создавал людей и чудовищ, столь же опасных, как и те твари, которых Вартлоккур, Мгла и им подобные вызывали из потустороннего мира.
– Можешь предложить вариант получше?
– Ты делаешь дьявольски далеко идущие выводы, – заметил Рагнарсон. – Даже если истолковывать сомнения в твою пользу – зачем ему атаковать Лиакопулоса? Сочиняешь ужасы на пустом месте.
– Возможно. Но это единственная гипотеза, не противоречащая фактам.
– Найди побольше фактов. Попробуй другую гипотезу. Например: этому парню стерли душу, прежде чем его послать. В конце концов, любой, кто хотел смерти генерала, наверняка мог предполагать, что пути убийцы пересекутся с твоими.
– Может быть. Хотя вряд ли подобное возможно проделать, не разрушив полностью мозг. Попробую кое-что еще.
Вартлоккур поднялся и, подойдя к Нерожденному, положил ладонь на защитную сферу твари и закрыл глаза. Тело его обмякло, как и у мертвеца. Они склонились друг к другу, словно пьяные марионетки, поддерживаемые Нерожденным.
Рагнарсону все больше хотелось спать. Встав, он размял ноющие мышцы, гадая, что сейчас делает Требилькок. Появление наемных убийц наверняка стало чудовищным ударом по самолюбию Майкла, и сейчас он, скорее всего, прилагал яростные усилия, чтобы хоть что-то раскопать.
Высокая тощая фигура чародея медленно выпрямилась, побелевшее лицо вновь стало нормального цвета. Он провел рукой перед глазами, словно отгоняя облако мошкары, и неверной походкой направился к Рагнарсону.
– Я вошел внутрь него, – сказал он. – Удивительно, сколь мало в нем осталось. Умения и коварство, необходимые убийце, но без какого-либо прошлого, без многих лет взросления и обучения… Ему в лучшем случае месяц от роду. Он явился откуда-то с запада – он помнит, как пересек Малые королевства, чтобы добраться сюда, но не имеет четкого представления ни о проделанном пути, ни о географии. С ним и его братьями был кто-то еще, который знал, что происходит, и сказал им, что делать. Он смутно помнит, что его отец жил у моря. Единственная его цель заключалась в том, чтобы устранить Лиакопулоса.
– Гм… если все сопоставить, то получается вроде удара, нанесенного Гильдией против одного из своих.
– Что? А, кажется, понял. Высокий Утес на западе, рядом с морем. Нет, думаю, мой удар вслепую пришелся ближе к цели. Он помнит своего отца – или, если предпочитаешь, создателя. И его воспоминания совпадают с тем, что известно о Норате.
– Но почему Лиакопулос?
– Не знаю. Обычно спрашивают, кому выгодно. В данном случае мне никто не приходит в голову. У генерала нет врагов.
– Кто-то был готов потратить немало сил, чтобы от него избавиться.
– Напрашивается очевидный вывод – Шинсан. Но они пытаются с нами поладить, протягивая руку дружбы. И наемные убийства не в их стиле.
– Кто-то пытается свалить на них вину? Кто-то, кому не нужен мир?
Вартлоккур пожал плечами:
– Не могу назвать никого, кто выиграл бы, поддерживая конфликт.
– Матаянга. Приятели-повстанцы Майкла в Троесе.
– Сомневаюсь. Слишком большой риск ответного удара, если их найдут. К тому же он пришел с запада, а не с востока.
Рагнарсон тряхнул головой.
– Что-то я уже совсем ничего не соображаю. Лиакопулос – не настолько важная персона. Для меня он ценен тем, что он гений в обучении солдат, но вряд ли этим он кому-то всерьез угрожает… Не могу больше. Слишком тяжелый был день. Спать хочу.
– Мне нужно приказать солдатам, чтобы вернули труп Вахтелю, а потом велеть Радеахару найти его братьев и хозяина. Увидимся завтра.
Имя Радеахар, как называл чародей свое творение, на языке его юности означало «Тот, кто служит». Во времена величия Ильказара титул «Радеахар» давали чародеям, служившим в имперских войсках.
– Ладно. Проклятье! Похоже, потребуется пять минут, чтобы сдвинуть с места мою старую тушу!
Когда Рагнарсон уже собрался уходить, в воротах двора мелькнула тень. Молчаливый наблюдатель, оставшийся незамеченным даже для слуги чародея, скрылся в коридорах дворца.
Сделав несколько шагов, Рагнарсон остановился.
– Да, все хотел спросить. Тебе что-нибудь говорит имя, титул, или называй как хочешь, Избавитель?
Вартлоккур вздрогнул, словно ужаленный. Выпрямившись, он уставился на короля.
– Нет. Где ты это слышал?
– Так, случайно. Если оно ничего не значит, почему ты вдруг ведешь себя так, словно…
