– Сир?
– Уведи мальчишку и задай ему двадцать плетей. Как следует, чтобы в следующий раз думал, когда его язык решит возобладать над здравомыслием.
– Да, сир. – Вортель не скрывал удовольствия.
Будучи вессонцем по происхождению, он вырос под треск нордменских плетей.
Рагнарсон не стал смотреть им вслед. Парень орал и угрожал, но, когда понял, что его в самом деле выпорют, замолчал, побледнел и перепугался.
Браги повернулся к его отцу.
Наступил новый порядок и новый закон. Сословия больше не правили железной рукой по всей стране. Говорить, собственно, было не о чем – нордмены знали, что за старые привычки придется платить. И тем не менее Рагнарсону хотелось высказать свою точку зрения.
– Ты бы предпочел, чтобы твой сын умер? – спросил он.
– Умер? – хрипло переспросил барон.
– Он был бы уже мертв, если бы я позволил им сразиться.
– Чтобы его убил марена-димура? – усмехнулся барон. – Смешно.
– Можешь лгать самому себе, если тебе так нравится. Барон, твой сын слишком молод, ему простительны глупости. Я сделал все, что мог, чтобы его спасти. – Во дворе эхом отдался крик, и глаза барона вспыхнули яростью. – Но я не против, чтобы с Криденсом сразился ты. Полагаю, ты специально подставил мальчишку, так что на самом деле тебе и драться. Криденс, выбирай оружие.
– Ножи, сир. Эти господа из Сословий не любят ножи.
«И как только столь маленький рот может так широко улыбаться?» – подумал Рагнарсон.
– Готов, господин барон?
Нордмен покраснел и что-то забормотал, ища поддержки у товарищей, но те, казалось, существовали лишь в его воображении.
– Вряд ли благородным господам пристало…
– Каким благородным господам? – спросил Браги. – Вся эта каша заварилась лишь потому, что ты не готов воспринять таковым полковника Абаку. А теперь он вдруг облагородился в твоих глазах? – Не желая чересчур усугублять положение, Рагнарсон добавил: – Одна из основ закона, барон, заключается в том, что все мы должны осознавать последствия своих поступков. Право по рождению больше не делает тебя безнаказанным, давая лишь ограниченные привилегии, в обмен на которые ты должен защищать народ своих владений и управлять им. Все это включает в себя традиционная клятва верности, восходящая ко временам Яна Железной Руки. Ты сам приносил эту клятву трижды – старому королю, королеве Фиане и мне. Все, чего я когда-либо просил от Сословий, – чтобы лорды исполняли эту клятву. – (Похоже, до барона начало что-то доходить, поскольку он принялся беспокойно переминаться с ноги на ногу.) – Давай закончим с этим, хорошо? Отправь семью домой, а сам подожди своего парнишку. Скажу доктору Вахтелю, чтобы им занялся. Криденс, останься на ночь в казармах – мне нужно будет с тобой поговорить. Дерель, давай слегка оживим это празднество. – Когда они отошли достаточно далеко, чтобы барон не мог их слышать, Рагнарсон спросил: – Ну, как у меня получилось?
– Вполне неплохо, – ответил Пратаксис. Ученый использовал собственный метод запугивания, записывая каждое произнесенное слово собеседника. Нордмены тряслись в суеверном страхе перед магической памятью его записей. – Ты его знаешь? Может он затаить обиду?
– Не думаю. Барон просто слишком порывист. Он пережил гражданскую войну, и с тех пор у меня не было повода его повесить. Собственно, от Сословий вряд ли можно было ожидать другого. Сделай пару записей. Пусть затянется старая петля – как было с лордом Линдведелем, сэром Андвбуром и капталом. В качестве мягкого напоминания. И попроси Вартлоккура, чтобы продемонстрировал Нерожденного. Думаю, этого хватит. – Рагнарсон помедлил, беря вино для Пратаксиса и пиво для себя. – Проклятье, порой это всерьез вгоняет в тоску. Я уже третий монарх, который из шкуры вон лезет, чтобы сделать эту страну достойной для жизни. Но стоит отъехать от ворот Воргреберга дальше чем на расстояние полета стрелы, как по уши оказываешься в том же старом, не поддающемся разумному объяснению дерьме, в которое нырнул старый Криф в миг коронации.
– Это феодальное государство, сир, и одно из его свойств – гибкость ему не присуща. Причем свойство это положительное, учитывая силы, которые действуют при возникновении феодальных обществ. В их структуре есть место для каждого, с четко определенными обязанностями и привилегиями. Слабость же подобного общества в том, что оно с трудом отзывается на новые идеи. Слишком многие пытались его расшатать в течение нашей жизни, начиная со времен Бича Господня, который не ушел с поля в пору урожая. Теперь же оно хочет спрятать голову в панцирь, словно черепаха, пытаясь переждать худшее. Вот только буря никуда не денется, и ретрограды все равно нанесут ответный удар. И результат – гражданская война.
– Что ты пытаешься мне этим объяснить?
– В королевстве, подобному Кавелину, перемены будут медленными и болезненными. Ты можешь пытаться их ускорить, но ответ не заставит себя ждать, напоминая растущий нарыв. Один раз ты его вскрыл, выиграв гражданскую войну. Теперь он набухает снова.
– И с этим ничего нельзя поделать?
– Продолжая медицинскую аналогию, можно использовать припарки, чтобы свести опухоль к минимуму и убрать боль.
– Припарки? Например?
– Могли бы помочь слова примирения с бароном, сказанные наедине. Вряд ли ты хочешь, чтобы он считал, будто ты преднамеренно его унизил. Подчеркни, что ты спас мальчишке жизнь, и согласись с предрассудками барона, не особо распространяясь на эту тему. Будучи неграмотными, они трепещут благоговейно перед магией чтения и письма. Его наверняка впечатлит, если ты потратишь время на то, чтобы написать послание.
Рагнарсон тихо присвистнул.
– Я хотел его унизить. Я хотел выставить его на посмешище. Порой из-за Сословий мне хочется плакать словно младенцу. Да, напиши мне одну из своих классических заметок. Я перепишу своей рукой и отдам письмо Далю, чтобы тот тайком его переправил.
Внезапно он на кого-то наткнулся, расплескав вино. Перед ним стояла подружка невестки. Она поспешно присела в реверансе, извиняясь.
– Прошу прощения, ваше величество. Я такая неловкая.
Ее срывающийся на писк голос не был похож на тот, что ему доводилось слышать в доме в переулке Линеке. Она нервничала, и взгляд ее был полон страха.
– Это я приношу свои извинения, барышня. Сам виноват. Нужно было смотреть, куда иду.
Он пошел дальше, гадая, чего она так боялась. Его короны? Или самой себя?
«Будь ты проклята, Кристен, – подумал он. – Слишком много болтаешь».
Дерель продолжал о чем-то говорить, и Браги заставил себя сосредоточиться на его словах. Когда Пратаксис закончил, он сказал:
– Сообщи Майклу, чтобы связался со мной. Нам нужно поговорить.
7
1016 г. от О.И.И.
Решения
