Я училась во втором классе. В нашем школьном кабинете стояла клетка с двумя морскими свинками, но Билли пообещал мне, что их никто не съест.
Билли всегда был покладистым. Когда он спросил, можно ли отвезти меня в Сан-Франциско после землетрясения в 1989 году, мама предложила поехать туда вместе, и мы отправились в шестичасовую поездку на ее универсале. Когда он захотел взять меня с собой в Сан-Диего на игру «Падрес», мама предложила сходить на «Доджерс». Детский автодром вместо картинга, вейкбординг вместе серфинга, сноркелинг вместо дайвинга. Билли никогда не спорил, не настаивал на своей идее. Он просто говорил: «Ты права. Так лучше» и соглашался на предложения мамы, будто сам их придумал.
– И так продолжалось много лет. Мы не обсуждали наш уговор. Мы даже не говорили об Эвелин. Порой я забывала, что он тебе не дядя.
Но она ни на секунду не забывала, что я дочь Эвелин.
И Билли не забывал.
* * *
Еще один камнем преткновения стала водка. Мама не знала, когда Билли пристрастился к этому напитку. Она не помнила, что он ее пил при Эвелин. Он вообще не пил ничего крепче пива. Мама хранила бутылку дорогой русской водки, на случай если Билли придет в гости. Чем дороже была бутылка, тем быстрее он ее выпивал. Тогда мама перестала покупать водку, и когда она, набравшись смелости, сказала Билли, что алкоголя нет, тот лишь пожал плечами и достал из кармана пиджака две маленькие бутылки.
«Мне это не нравится», – сказал папа, выбросив пустые бутылочки в урну.
«Дэвид, он взрослый человек. Ему можно пить».
Папа никогда не пил. По его мнению, регулярное потребление чего-либо приводило к зависимости, а зависимость приводила к болезни. Но тот факт, что алкоголь довел его отца до болезни, не означал, что то же самое касалось Билли.
– Папин отец был алкоголиком?
Мама грустно кивнула.
– Значит, та авария?..
– Я думала, ты знаешь.
– Я понятия не имела.
Мне всегда рассказывали, что папина семья ехала на машине поздно ночью, когда на дорогу выбежал олень. Его отец резко свернул в сторону, и автомобиль врезался в дерево. Я почти не расспрашивала папу о его семье, поэтому даже не подозревала, что он скрывал правду об их смерти.
– Билли обычно контролировал себя, когда пил. Но случилось несколько неприятных ситуаций.
Мама сказала, что той ночью, в мой двенадцатый день рождения, Билли не впервые заявился к нам домой чересчур взбудораженным. От него пахло водкой. Впрочем, это был первый раз, когда он пришел в такое время.
– Билли всегда тяжело переносил твой день рождения.
Мама не знала, куда он уходил в эти дни. Она понимала, что не стоит спрашивать.
– Почему-то в том году он настоял, что обязательно придет на праздник.
Якобы скибол был его слабостью, и он хотел увидеть, как я отбиваю бейсбольные мячи. Мама решила, что его траур вошел в какую-то новую фазу. Билли даже предложил принести торт. К счастью, она не переложила эту задачу на него.
– Я даже не расстроилась оттого, что он пропустил вечеринку. Ты веселилась со своими друзьями и не заметила его отсутствия. Все было нормально, пока он не пришел посреди ночи.
У мамы всегда был чуткий сон. Она услышала, как машина подъехала к дому, и спустилась вниз до того, как Билли позвонил в дверь.
«Она еще не спит?»
Билли хотел пройти внутрь, но мама перекрыла ему путь. От него так сильно несло алкоголем, будто он принял ванну с водкой. Он встал на цыпочки, вглядываясь вглубь интерьера за ее спиной.
«Миранда?»
«Тихо. Она спит».
«Боже, Сьюз. Я не знаю, как так получилось. Я не хотел. Я еще днем собирался выйти из дома, и тут… – Он посмотрел на запястье, хотя никогда не носил часы. – Боже, Сьюз, я не нарочно пропустил ее день рождения».
Сьюз. Она пыталась припомнить, когда он в последний раз так ее называл.
Мама открыла дверь.
«Заходи, я постелю тебе в гостевой комнате. Можешь утром поехать с Мирандой на завтрак».
Билли полез в карман и достал оттуда пару изумрудных сережек. Мама почувствовала, как что-то сжалось в груди, когда она поняла, что это за сережки. Капельки в обрамлении золота в четырнадцать карат. Совершенно неуместно для двенадцатилетнего подростка.
«Как думаешь, ей понравится?»
«Ты ведь не серьезно».
«Я хочу подарить их ей».
«Билли, это неподходящий подарок для ребенка».
Ее сердце забилось быстрее. На глазах проступили слезы. Она смахнула первую слезинку, покатившуюся по щеке.
«Но это серьги Эвелин».
«Я знаю, чьи они».
Мама гуляла с Эвелин, когда они нашли эти сережки в антикварной лавке в Беверли-Хиллз. Они бродили по бульвару Робертсон, и внезапно Эвелин остановилась, увидев их на витрине. Она побледнела, рассматривая украшение сквозь стекло, и сказала, что это серьги ее матери.
«Заходи, Билли. – Мама жестом пригласила его в дом. – Обсудим это утром».
«Не поступай так. Ты вечно так делаешь».
«Как делаю?»
«Относишься ко мне как к ребенку».
«Я не отношусь к тебе как ребенку. Я отношусь к тебе как к пьяному мужчине средних лет, который ждет, что его пожалеют, потому что он забыл о дне рождении своей племянницы».
Они замолчали. Билли стеклянными глазами уставился куда-то за мамину спину. Мама обернулась и увидела меня наверху лестницы.
«Миранда, иди спать».
Я застыла на месте, и она добавила:
«Сейчас же».
Я пулей ринулась в комнату.
«Очень мило», – проворчал Билли.
«Что, прости?»
«Не надо на нее кричать».
Он все так же держал в руке серьги. Они были темно-зеленого цвета. Эвелин носила эти сережки почти каждый день. Мама думала, что ее похоронили с ними.
«Пожалуйста, не надо учить меня, как мне воспитывать свою дочь».
«Мою дочь», – возмущенно парировал он.
– Мне стоило уйти спать, но этот конфликт напрашивался уже давно. Мы слишком долго избегали откровенного разговора. Я ждала этой ссоры ничуть не меньше, чем он.
Билли начал кричать и ругаться. Он без остановки и беспорядочно выкрикивал обвинения. Лгунья. Эвелин. Миранда. Секреты. Ты этого хотела. Ты ее украла.
«Мало того, что ты заявляешься сюда посреди ночи, так еще и сваливаешь на меня всю вину! – воскликнула мама, перебив его. – Твою мать, и как тебе наглости хватает?»
Он ткнул в нее пальцем.
«Ты воспользовалась моей слабостью, чтобы обокрасть меня».
