– Доброго дня, – приветствую я даму, это позволительно, независимо от того, знакомы мы или нет.
Надеюсь, она сплетница.
– И тебе добра, дитя. Юная леди, не помню, чтобы видела вас прежде.
Удачно, что женщина заинтересовалась новенькой, иначе было бы трудно завязать разговор и при этом не быть навязчивой. Я потупилась и сромно улыбнулась:
– Я Нишаль из рода Ламбрин. Вероятно, вы могли слышать, как Небеса не позволили мне стать женой Калана Дара. Госпожа, простите, после беспрерывной молитвы семь дней и ночей моя голова не вполне ясная, я уверена, что обращаюсь к вам правильно.
– Ты… Нишаль?!
Трудно поверить, да?
Девушки за спиной дамы тоже смотрят на меня круглыми глазами.
– Доброго дня, госпожа.
Я сдвигаюсь на ступеньке чуть в сторону, чтобы дама могла свободно пройти. Долго беседовать недопустимо, ведь мы не просто в храме, а на лестнице перекрываем проход. И пусть по факту мы никому не мешаем, всё равно.
Группа продолжает спуск, я уважительно дожидаюсь, когда они пройдут мимо. Можно подниматься дальше, но не торопиться, у меня ещё две важных встречи на пути к вершине или на самой вершине.
Увы, дама во главе второй группы моё приветствие проигнорировала. Видимо, моя роба её не впечатлила и она побрезговала. Жаль, но расстраиваться не стоит. Достаточно и того, что она меня видела, при случае в беседе с кем-нибудь, глядишь, вспомнит. И не важно, будет она отзываться обо мне хорошо или плохо, назвать меня вульгарной она точно не сможет.
Как ни оттягиваю, поднимаюсь на вершину до того, как последняя группа уходит. Сталкиваюсь с ними на площадке. Вести светские беседы перед алтарём недопустимо, но тихое «здравствуйте» никто не осудит:
– Доброго дня, – я обращаюсь ко всем сразу и ни к кому конкретно.
На площадке жрец у алтаря и дама в сопровождении молодого парня собирается спускаться. Он ей сын… или внук? Дама выглядит молодо, так что угадывать я не берусь.
Я устремляю взгляд на жреца.
Повезёт? Не повезёт?
– Сестра Нишаль?!
Да!
– Старший брат, Небеса были милостивы ко мне. Беспрерывная молитва в течение семи дней и семи ночей подарила мир моему сердцу.
Готово, по намёкам, по подсказка, дама точно знает, кто я такая. Я не оборачиваюсь, но чуть наклоняю голову и краем глаза вижу, как она полностью развернулась и таращится мне в спину. Отлично! Хоть эта пусть окажется сплетницей?
Из памяти Нишаль я легко выудила, что нужно сделать.
На алтаре пляшет огонь, а сбоку на треноге глубокая миска. Так вот, из миски нужно взять щепотку бурого порошка, что это Нишаль не знала. Я предполагаю, что измельчённые сухие листы какого-нибудь священного растения. Или вообще любого растения, кто знает. Щепотку нужно зажать между ладонями и прошептать короткую молитву, обдавая порошок собственным дыханием. А затем бросить порошок в огонь.
Может, я ошиблась и это не растительный порошок, а толчёный минерал? Соль, например? Мне доводилось видеть, как пламя в камине становится сине-зелёным без всякой магии. Один граф мне этот фокус показывал и упоминал как раз соль.
Едва порошок падает в огонь, пламя розовеет. В небо устремляется малиновой дымное облако.
– Спасибо, старший брат.
Я покидаю площадку.
На миг я застываю на вершине лестницы, ветер обдувает лицо. Продолжим игру?
Глава 12
Дама с сыном идёт медленнее, чем могла бы и, я уверена, делает это предумышленно. Спустившись, она и вовсе отводит сына в сторону и останавливается, что-то обсуждая. Я про себя ухмыляюсь. На мой вкус она ведёт себя слишком грубо, но формально придраться не к чему.
Я спускаюсь. Поскольку мы с дамой уже здоровались наверху, пройти мимо будет невежливо. Я молча киваю, но шага не сбавляю. Это так забавно… Дама наверняка мнит себя хищницей, нацелившейся на жертву, и даже не подозревает, что я её использую, так что пусть ловит, пусть получает удовольствие.
– Нишаль, – окликает меня дама.
Её сын остаётся за её плечом.
– Госпожа, – я кланяюсь и повторяю прошлое объяснение, – простите, после беспрерывной молитвы семь дней и ночей моя голова не совсем ясная.
– Вы действительно беспрерывно молились семь дней и семь ночей, Нишаль?
– Да, госпожа. Прежде я была неразумной, но Небеса смилостивились и через потерю позволили мне понять мои прежние ошибки. Отныне и впредь я должна блюсти себя, чтобы оправдать доверие и стать достойной дочерью своего отца.
Дама кивает и переводит взгляд с меня на своего сына.
Хм? Эй, меня же уверяли, что жизнь кончена, замужество мне не светит, и вдруг очевидный матримониальный интерес. Вот обманщики. Даму я вспомнить не могу. Вероятно, она из семьи не самого высокого положения, так что её даже «бракованная» дочь губернатора устроит.
Надолго задержать дама меня не может, мы обмениваемся ещё буквально парой фраз и я прощаюсь.
Та-ак… Прибыла ещё одна группа, но случайно пересечься с ними не получится, потому что дядя ждёт меня слева, а до них идти по прямой.
Я возвращаюсь к дяде:
– Спасибо, дядюшка.
– Пойдём домой, Нишаль.
– Да, дядюшка, – я само смирение, правда?
Вместо паланкина меня, точнее нас, ждёт двухколёсный экипаж. Буланая кобылка флегматично косит на меня карим глазом. Ей бы яблоко предложить, но чего нет, того нет.
Дядюшка помогает мне забраться в салон, садится напротив.
– Трудно поверить, что время пролетело так быстро, – вздыхаю я, когда экипаж трогается.
Моя реплика тонет в тишине. Дядя недовольно поджимает губы, и я замолкаю. В конце концов, я бы расстроилась, если бы он ответил. Нет ни малейшего желания тратить на дядю слова. Неделю назад он согласился оплатить своё благополучие моей смертью. Как можно относиться хорошо к человеку, позволившему племяннице пойти на верную смерть? Тц, я чувствую, что семейное древо остро нуждается в обрезании негодных ветвей.
Представив, как секаторами отсекаю дядюшки «корень», я не могу сдержать улыбку. Я опускаю голову и всю дорогу смотрю на собственные пальцы. Экипаж покачивается, кобылка цокает по мостовой. Что происходит на улице, увидеть нельзя – шторы опущены.
Наконец, экипаж останавливается. Дядя выходит первым. Перед домом он не утруждает себя заботой обо мне, руку не подаёт. Я должна либо ждать служанку, либо выйти самостоятельно. Я выбираю второй вариант, спускаюсь и следую за дядей в холл.
Тётушка здесь.
Ох, зачем же смотреть на меня с таким недоумением?
– Фират, кто это?
