— А то не странно! Можно подумать, им деньги не нужны.
— Деньги, брат, всем нужны, — сказал Ежов, — особенно моим нынешним землякам. Те, что на меня работают, еще как-то живут, а остальные. — он безнадежно махнул рукой. — Нищета, одним словом! Действительно, странное дело. Чем это им ваша экспедиция так не понравилась, что они даже от денег отказываются? Погоди-ка! — воскликнул он, словно осененный какой-то внезапно появившейся мыслью, и Глеб подумал, что у Макара Степановича недурные актерские способности. — А вы куда идти-то собрались?
— К верховьям Волчанки, — сообщил Глеб. — К заброшенному руднику. К монастырю, в общем.
— К монастырю? А, ну, тогда понятно. — Ежов усмехнулся и покачал головой. — Сочувствую. Ни хрена у вас не получится. Не пойдут они. Сами не пойдут и вас не поведут.
— Это я уже понял, — с легким раздражением сказал Глеб. — Не понял только почему.
— Дикий народ! — огорченно объявил Ежов. — Они этого монастыря как огня боятся. У меня тут камнерезная мастерская — ну, там безделушки всякие из малахита, колечки с самоцветами, если попадутся ненароком. Так вот, не поверишь, мои заготовители туда, к монастырю, под страхом смерти идти не хотят. А там, около монастыря, как раз ведь малахит брали, что-то ведь должно было остаться, наверняка осталось — не все же эти древляне в девятнадцатом веке выгребли. Уж я их и уговаривал, и грозил — нет, ни в какую!
— А чем объясняют? — заинтересовался Глеб.
На лисьей физиономии возникла хмурая, кривая улыбка.
— Да уж объясняют. — пробормотал Ежов. — А тебе-то неужто до сих пор никто не объяснил?
— Нет, — честно ответил Сиверов, — никто. Так, отнекиваются под разными предлогами. Дескать, дороги не знаем да недосуг.
— Вот, значит, как, — задумчиво произнес Ежов. Он взял с приборной панели пачку хороших сигарет, сунул одну в зубы и принялся хлопать себя по карманам в поисках зажигалки. Глеб протянул ему свою. — Стесняются, значит, — благодарно кивнув, сквозь зубы проговорил Макар Степанович, прикуривая сигарету. — Ну, тогда и я ничего не скажу. Если у них язык не повернулся, то мне помалкивать сам бог велел.
— Э! — воскликнул Глеб, менее всего ожидавший такого поворота столь удачно начавшейся беседы. — Слушай, земляк, так нечестно! Ты ведь знаешь, где тут собака зарыта, так почему не сказать?
— Да ни хрена я не знаю, — с какой-то непонятной, но явно непритворной, искренней тоской уныло произнес Ежов и снова махнул рукой с зажатой между пальцами дымящейся сигаретой. — Чего не знаю, про то молчу — такой у меня, понимаешь, принцип. А бабьи сказки пересказывать — слуга покорный! Если тебе эту хрень пересказать, ты же первый меня дураком назовешь, и поделом. Хотя, конечно, дыма без огня не бывает, — добавил он задумчиво.
— Загадками говоришь, земляк, — упрекнул его Сиверов. — Ну хоть намекни, в чем тут соль! Ты пойми, у нас же командировка, задание. Дело же стоит! С нас ведь спросят.
— Сочувствую, — повторил Ежов. — А только, если тебя там, в Москве, спросят, а ты ответишь так, как хочешь, чтоб я тебе сейчас ответил. Ну, словом, мигом в психушке окажешься. С диагнозом «белая горячка», понял?
— Не понял, — обиженно надувшись и очень стараясь не переиграть, сказал Глеб.
— Поймешь, — видимо, что-то решив, пообещал Макар. — Знаю я, куда тебе надо. Есть тут у нас один, он тебе все подробненько расскажет.
— Старик какой-нибудь? — пренебрежительно спросил Сиверов. — Сказочник местный?
— Во-первых, не такой уж он и старик, — решительно втыкая передачу, возразил Ежов, — но что сказочник — это факт. Директор школы, понял? Историк он, вот и собирает, значит, легенды о здешних местах. Он тебе все по полочкам разложит в лучшем виде. Только ты с ним поаккуратнее. В глаза хотя бы не смейся, а то, не дай бог, обидится. Он ведь мэру нашему родственник. как и я, впрочем. Что, не ожидал? Ничего, привыкай, тут тебе не Москва. И вообще, ты что не в курсе, что все люди — братья?
Посмеиваясь, он дал газ, и замызганный белый джип, волоча за собой хвост едкой пыли, покатился по немощеной, но довольно ровной центральной улице поселка.
* * *
— История эта, при всей ее таинственности и увлекательности, не слишком правдоподобна, — предупредил директор волчанской школы.
Сергей Иванович Выжлов, как и подавляющее большинство его земляков, отличался крупным, массивным телосложением. Над широким, уже успевшим покрыться первым весенним загаром лицом красовалась копна непослушных русых волос, серые глаза смотрели с привычным прищуром, а громкий, хорошо поставленный голос и неторопливая, размеренная речь выдавали в нем педагога так же явно, как запись в трудовой книжке. При этом ни старенький пиджак, ни застиранная голубая рубашка со старомодным галстуком, не снятые Сергеем Ивановичем даже дома, не могли скрыть мощного разворота плеч и красноречивой выпуклости широченной груди. Рукава пиджака не то чтобы трещали на бицепсах, но были достаточно туго на них натянуты, и Глеб, наметанным глазом профессионала оценив фигуру Выжлова, от всей души посочувствовал нарушителям школьной дисциплины, если таковые в здешней школе каким-то чудом до сих пор не перевелись. Еще он подумал, что обижать Сергея Ивановича, открыто насмехаясь над его рассказом, действительно не следует: бог с ним, с мэром, но, если вот этот педагог, разозлившись, пустит в ход кулаки, обидчику не поздоровится. Директору было, наверное, около сорока; определить его возраст точнее Глеб затруднился, поскольку Выжлов относился к тому типу людей, которые уже к двадцати годам приобретают вид сорокалетних и сохраняют его лет до шестидесяти.
— Обожаю таинственные истории с налетом мистики, — заявил, дуя на блюдечко с чаем, Покровский. — Проза жизни так скучна и утомительна. Бог с ней. Расскажите нам о монастыре!
Аристарха Вениаминовича Глеб с Ежовым подобрали на полпути к дому директора. Покровский брел куда глаза глядят и наслаждался свежим воздухом, равно как и красотами окружающей поселок природы. Сиверов подумал, что присутствие при будущем разговоре этого интеллигентного старикана может оказаться полезным: Покровский обладал редкостным даром располагать к себе людей, и ему директор школы мог рассказать такое, чего ни за что не сказал бы Глебу.
Доставив их к дому Сергея Ивановича, предприниматель сразу уехал, сославшись на натянутые отношения с директором школы. «Моя протекция в данном случае вам больше навредит, чем поможет», — заявил он, захлопнул дверь своего джипа и укатил. Впрочем, Сергей Иванович встретил их как дорогих гостей безо всякой протекции, накормил до отвала (хоть и числился до сих пор в холостяках) и долго расспрашивал о столичной жизни — о театрах, выставках и всем таком прочем. Сидя в этой глуши один на один с телевизором, он основательно стосковался по настоящей, не прошедшей сквозь бездушную мясорубку телекамеры, живой человеческой культуре.
Когда дело дошло до чая с брусничным вареньем, гостям наконец удалось свернуть разговор на странное нежелание местных жителей приближаться к монастырю и даже о нем говорить. Сергей Иванович обсудить эту тему не отказался, но предупредил, что история, которую он намерен рассказать, прозвучит не слишком правдоподобно.
