Прохоров и сам не заметил, как лежавший на столе хлебный нож очутился у него в руке.
— Не подходи, шкуры! — закричал он, выставив перед собой несерьезное, слишком тонкое и хрупкое, но зато длинное лезвие. — Назад, волосатые! А ну, пошли в свою берлогу, покуда я вам кишки-то не выпустил!
Он и сам не знал, чего, собственно, ожидал от своей безнадежной, продиктованной отчаяньем выходки. Однако угроза, как ни странно, подействовала: косматые ночные гости замерли в нерешительности, будто и впрямь испугались ножа. Ободренный неожиданной, а оттого еще более приятной трусостью противника, Степан начал понемногу то задом, то боком пятиться к кровати, над которой на вбитом в стену ржавом гвозде висела его охотничья двустволка. Туго набитый, уже успевший изрядно запылиться патронташ свисал с того же гвоздя; уверенности, что косматые охранители Волчанской пустыни дадут ему зарядить ружье, у Степана не было, но и выхода другого он не видел. Ружье — это, конечно, тоже не выход, свинцом этих уродов не проймешь, но пропади оно все пропадом! Все равно ведь кончат, за тем и пришли. Ну так пусть хотя бы свинца попробуют! Все лучше, чем без толку в ногах у этой падали косматой валяться.
Да и потом, ножа-то они испугались! Так, может, не все правда, что про них в Волчанке плетут? Может, серебра-то никакого и не надо? Шарахнуть волчьей картечью в волосатое брюхо — сперва одному, потом другому — им и хватит?
До кровати и спасительного ружья оставалось всего ничего, какая-нибудь пара шагов. Ночные гости, в темноте похожие на выходцев из кошмарного сна, все медлили, не то боясь ножа, не то просто никуда не торопясь. И вот тут-то, уже начав отводить назад руку, чтобы не глядя сорвать со стены ружье и патронташ, Степан тренированным, еще не окончательно пропитым чутьем прирожденного охотника уловил у себя за спиной чье-то присутствие. А уловив, вспомнил еще кое-что про этих тварей — не то услышанное от кого-то, не то привидевшееся в навеянном любимой настойкой полубреду. Вспомнил он, что они обычно так и атакуют — двое напирают спереди, отвлекая на себя внимание, а третий в это время подкрадывается со спины, и.
Его, как колодезной водицей, с головы до ног окатило ледяной ночной жутью. Степан начал разворачиваться, норовя полоснуть острым ножиком того, кто стоял сзади, но, конечно, не успел: что-то тяжелое, твердое, ощетиненное острыми и крепкими, как железо, когтями, с нечеловеческой силой ударило его сзади по голове.
Глава 12
Утром следующего дня начальник экспедиции Краснопольский был весел и оживлен. Он выглядел довольным жизнью, и причина этого хорошего настроения, несомненно, крылась во вчерашнем визите к Выжлову. Деятельная натура Петра Владимировича требовала движения, ему хотелось поскорее взяться за дело, и, заглянув в половине седьмого утра в его номер, Глеб Сиверов застал начальника уже одетым, чисто выбритым, сидящим со стаканом чая и неизменной сигаретой над развернутой картой, одолженной вчера у директора школы. Карту он разглядывал с такой жадностью и так увлеченно водил по ней черенком чайной ложечки, что Глебу сразу, с первого же взгляда, сделалось ясно: Краснопольский уже жалеет, что вчера они договорились отложить выход на целые сутки.
Сообщив гражданину начальнику, что утро доброе, и получив в ответ точно такое же сообщение, Глеб напомнил о своем намерении сегодня с утра смотаться в область, чтобы заглянуть в тамошний архив и поговорить с сотрудниками краеведческого музея.
— Охота вам ерундой заниматься, — сказал на это Краснопольский.
— Охота, — ответил Глеб, на что начальник экспедиции только пожал плечами и махнул рукой. Сиверов истолковал этот жест как разрешение убивать время по своему усмотрению.
Это, однако, было еще не все. До областного центра было без малого три сотни километров, причем по очень скверным дорогам, так что, если Глеб хотел вернуться из этой поездки к ночи, а не через пару-тройку дней, ему следовало позаботиться о транспорте, более скоростном, мобильном и надежном, чем здешние рейсовые автобусы. Он не без труда вновь оторвал начальника от созерцания карты и изложил ему эти соображения.
— Так что вам надо, не пойму, — удивился Краснопольский. Он не любил, когда его отвлекали от дела.
— Машину, — стараясь быть максимально лаконичным, чтобы не отнимать у начальства драгоценное время, сообщил Глеб.
— Ах, машину? Гм.
На какое-то время Сиверову даже показалось, что Петр Владимирович ему сейчас откажет и придется затевать длинный, а главное, никому не нужный спор. «Шестьдесят шестой» торчал перед гостиницей, никому не нужный, как минимум, до завтрашнего утра, и повода отказать у Краснопольского не было. Сообразив, по всей видимости, что немотивированный отказ будет выглядеть странно и не слишком умно, Петр Владимирович кивнул.
— Берите, — сказал он, не забыв при этом досадливо сморщиться. — Только о горючем позаботьтесь сами, ваш департамент богаче моего.
Глеб не стал отвечать на шпильку, тем более что эта была чистая правда, сдержанно поблагодарил, забрал ключ от машины и оставил Краснопольского наедине с картой.
Когда Сиверов, закуривая на ходу, вышел на крыльцо гостиницы, прямо перед ним, подняв облако пыли, остановился потрепанный «уазик» с брезентовым верхом. Машина была сплошь темно-синяя, без полос, гербов и бортовых номеров, но на крыше торчала мигалка, а вдоль борта тянулась сделанная по трафарету малоприметная надпись «Милиция». Надпись была такая компактная, будто местные менты стеснялись — то ли того, что им приходится ездить на этой развалюхе, то ли своей принадлежности к правоохранительным органам.
Утреннее солнышко весело блеснуло в запыленном стекле, когда правая передняя дверь «уазика» отворилась, выпустив на тротуар капитана Басаргина собственной персоной. Начальник милиции был одет по форме, при фуражке с орлом и прочих ярких побрякушках, но первым делом в глаза бросалась почему-то кобура. Вместо кителя на капитане была укороченная куртка с поясом на резинке, которая, как правило, почти полностью скрывает висящую под нею на поясе кобуру, оставляя на виду только самый кончик. У Басаргина же кобура была, во-первых, сдвинута на живот, как у эсэсовца, а во-вторых, выставлена из-под куртки напоказ, из-за чего куртка в этом месте некрасиво задралась. Глеб по привычке обратил на эту деталь внимание, но значения ей не придал, решив, что Басаргин, пока ехал в машине, баловался, наверное, с пистолетом, прямо как дитя малое, и забыл потом одернуть куртку.
Непонятно было, по какой нужде капитан при полном параде с утра пораньше прикатил в гостиницу на служебном автомобиле, но это, в конце концов, тоже могло объясняться самыми простыми и естественными причинами. За стойкой администратора сегодня сидела довольно аппетитная дамочка бальзаковского возраста — судя по манере кокетливо стрелять глазками, то ли незамужняя, то ли просто охочая до противоположного пола, — так что капитан вполне мог прибыть сюда вовсе не по долгу службы. Поймав себя на этих размышлениях, Глеб строго напомнил себе, что ему нет до капитана Басаргина никакого дела, весело его поприветствовал и направился к экспедиционному грузовику.
