— Черт возьми, — ошеломленно пробормотал начальник экспедиции. — Действительно, все просто, как булыжник! Но зачем им все это? Что, в конце концов, тут происходит?!
— Я приехал сюда как раз за ответами на эти вопросы, — сообщил Глеб. — Не вам одному интересно, куда в здешних краях с конца позапрошлого века одна за другой деваются экспедиции. Этак, знаете ли, научных кадров не напасешься!
— Да, — сказал Краснопольский, — так и вижу газетные заголовки: «Место, куда утекают мозги». Вот такущими буквами. И что вы теперь намерены предпринять?
— Завтра, как и собирался, поеду в область. А вы. — Глеб залпом допил кофе и раздавил в переполненной пепельнице короткий окурок сигареты. — Вы, Петр Владимирович, все-таки подумайте, не убраться ли вам отсюда, пока не поздно. Ей-богу, подумайте.
— Об этом не может быть и речи, — резко ответил Краснопольский.
— Ну, вам виднее. Командовать вами я, к сожалению, не имею права. Однако настоятельно советую вам.
Он замолчал, заметив, что собеседник его не слушает. Петр Владимирович сидел в застывшей, окаменевшей позе и не отрываясь смотрел в окно. Лицо его стремительно бледнело, а глаза и рот открывались все шире.
Глеб резко повернулся в ту сторону, куда смотрел Краснопольский, и едва не окаменел сам, поскольку за темным стеклом на фоне чернильного ночного мрака, освещаемая падающим из окна электрическим светом, маячила жуткая волосатая харя, с почти фотографической точностью повторявшая сделанный рукой Аристарха Вениаминовича Покровского набросок. Глеб успел заметить отсвечивающие кровавым блеском глаза, беспорядочно разбросанные по темной морщинистой коже пучки серебристо-седых, жестких, как проволока, волос, заостренные кверху звериные уши и влажно поблескивающие кривые зубы, которым было тесно в широкой, плотоядно ухмыляющейся пасти.
Косматая когтистая лапа появилась из тьмы и толкнула оконную раму. Стекла противно задребезжали, разболтанный верхний шпингалет выскочил из гнезда. В следующее мгновение раздался негромкий хлопок, стекло коротко звякнуло, и в нем появилась аккуратная круглая дырка. Когтистая лапа мгновенно убралась, волосатая харя за окном вздрогнула, как от сильного толчка, и пропала из вида. Дымящаяся гильза упала на стол и покатилась к Краснопольскому, который явно впервые видел «стечкин» с глушителем не по телевизору, а наяву, в каком-нибудь полуметре от своего лица.
Одним прыжком очутившись у окна, Глеб отодвинул второй шпингалет, рывком распахнул разбухшую раму, выглянул наружу и перемахнул через подоконник. Он исчез мгновенно и бесшумно, будто канул в разверзшуюся прямо под окном бездонную пропасть.
Какое-то время, минуты две или три, ничего не происходило. Затем в темном проеме распахнутого настежь окна все так же бесшумно возникла голова Сиверова. Глеб задумчиво заглянул в слегка подрагивающее дуло карабина, из которого в него целился Краснопольский. Убедившись, что начальник экспедиции уже опомнился, узнал его и не намерен стрелять, Слепой уперся руками в подоконник и ловко забрался в номер тем же путем, каким только что его покинул. В руке у него по-прежнему был пистолет.
— Ушел, — разочарованно констатировал Глеб, закрывая окно и один за другим защелкивая шпингалеты. — Как в воду канул. Вот подонок! Вы бы, Петр Владимирович, если уж решили защищаться с оружием в руках, хоть свет бы выключили, что ли. Ведь комаров полна комната, съедят они вас ночью, и оборотней никаких не понадобится!
Он плотно задернул занавески и вернулся к столу, на ходу убирая пистолет в спрятанную под курткой наплечную кобуру. Краснопольский щелкнул задвижкой предохранителя и отставил карабин на прежнее место, к стене. Вид у него был немного смущенный.
— Вот это рефлексы, — сказал он с уважением. — Впервые вижу профессионала, так сказать, в действии. Здорово вы его пугнули!
— Пугнул. — Сиверов задумчиво вернулся к окну, отдернул занавеску и, прижавшись лицом к стеклу, выглянул наружу. Потом оторвал уголок от лежавшей на подоконнике старой, забытой кем-то из прежних постояльцев газеты, скомкал и заткнул им пулевое отверстие в стекле. — Пугнул, — с прежней задумчивостью повторил он, снова подходя к столу. — Знаете, Петр Владимирович. Не хочу показаться хвастуном, но я никогда никого не пугаю пистолетом. Если я его вынимаю, то для стрельбы, а если стреляю, то на поражение. И, как правило, попадаю.
— И на старуху бывает проруха, — утешил его Краснопольский.
— Рад бы с вами согласиться, да не могу, — печально сказал Глеб. — Понимаете, я отчетливо видел, что попал этой твари в переносицу, точно между глаз.
Демонстрируя отсутствие суеверий, он приложил указательный палец к собственной переносице. Краснопольский смотрел на него во все глаза.
— Надеюсь, вы шутите? — сказал он наконец.
— Надеюсь, вы так не думаете, — ответил Сиверов и, безнадежно махнув рукой, вышел из комнаты.
Глава 14
Ошибку, которую так и не сумел простить себе до конца своих дней, Петр Владимирович Краснопольский совершил на следующее утро.
Накануне сон долго не шел к нему, так что проснулся Петр Владимирович поздно — что-то около половины восьмого. «Консультант министерства культуры по вопросам безопасности» Федор Молчанов уже укатил, оставив в качестве напоминания о себе лишь стреляную пистолетную гильзу на столе, пулевое отверстие в оконном стекле да лужицу грязного моторного масла, поблескивавшую там, где еще вечером стоял экспедиционный грузовик.
Умывшись и приведя себя в порядок, Краснопольский не удержался и вышел на улицу, чтобы осмотреть землю под окном своего номера. Земля была как земля — не земля, собственно, а потрескавшаяся, проросшая жесткой травой бетонная отмостка, на которой не обнаружилось ничего, кроме мелкого мусора, каких-то камешков, пожелтевших окаменелых окурков и осколков стекла — тоже старых, запыленных, явно не имевших ни малейшего отношения к ночному происшествию. Так называемый газон, представлявший собой неширокую полосу щетинистого, твердого, как доска, дерна, также не сохранил на своей поверхности никаких следов; короче говоря, результаты осмотра позволяли с чистой совестью предположить, что вчера вечером они с Молчановым просто-напросто поймали один глюк на двоих. Сейчас, при ярком солнечном свете, такое предположение казалось куда более логичным, а главное, удобным, чем мысль об оборотне, которому нипочем огнестрельное ранение в переносицу.
Поднявшись с корточек, Петр Владимирович сунул в зубы сигарету и вдруг с крайне неприятным чувством обнаружил, что за ним наблюдают. Наблюдение вел капитан Басаргин собственной персоной. Он сидел за рулем синего милицейского «уазика», который напарник Молчанова Пермяк именовал не иначе как «рашн джип», дымил папиросой и равнодушно поглядывал на Петра Владимировича через открытое окно. Выражение лица у него было выжидательное, он будто предлагал Краснопольскому поделиться с ним, представителем правоохранительных органов, своими бедами и заботами, и геологу стоило большого труда удержаться от искушения выложить ему все как было. Если бы не вчерашний разговор с Молчановым, он бы, наверное, так и поступил. Но теперь Краснопольский точно знал: если Басаргин ему и не враг, то уж, по крайней мере, точно не друг — сочувствия, а тем более помощи от него не дождешься.
