— Вы думаете.
— Иногда, — прервал ненужные прения Глеб и вылез из кабины.
Захлопнув дверцу, он обошел грузовик спереди и, на ходу разматывая сверток, двинулся к лесу. Сзади послышался чей-то удивленный возглас: «Куда это он?» Подавив желание обернуться и помахать на прощанье рукой, Сиверов перепрыгнул неглубокий кювет и здесь, на опушке, отбросил в сторону мешковину. Старинная коллекционная двустволка тускло заиграла на солнце резным красным деревом и вороненым, с богатой серебряной насечкой, железом стволов. Забросив ее за плечо, Глеб застегнул на талии тяжелый, туго набитый патронташ и растворился в густом подлеске.
Глава 18
Солнце стояло еще довольно высоко, но лучи его уже стали косыми и приобрели теплый красноватый оттенок, предвещавший скорый закат. При таком освещении руины монастыря выглядели очень живописно, и Глеб мимоходом пожалел, что Аристарх Вениаминович Покровский так сюда и не добрался.
Сиверов стоял на макушке лесистого холма и обозревал расположенный в неглубоком распадке монастырь сверху, с высоты птичьего полета. Странно, что здесь, в тайге, где было навалом отменного строевого леса, кто-то не поленился отгрохать эту каменную цитадель. Штукатурка со стен осыпалась почти вся, так что стал виден серый, тесанный вручную камень, лишь в местах дверных и оконных проемов обведенный красноватыми полосками кирпичной кладки. В стенах тут и там виднелись выбоины, оставленные, вне всякого сомнения, артиллерией генерал-майора Рыльцева, которая несколько дней подряд долбила и грызла последнее пристанище бывшего хозяина здешних мест, купца и промышленника Павла Демидова.
Глядя на поле былого побоища сверху глазом опытного военного, Глеб был несколько удивлен непредусмотрительностью строителей, поместивших монастырь в котловине. Если бы он, как и положено твердыне, возвышался на вершине холма, генералу Рыльцеву, очень может быть, пришлось бы вернуться восвояси несолоно хлебавши да еще и с большими потерями в живой силе. Черта с два он бы взял монастырь без тяжелой осадной артиллерии, которую сюда попросту невозможно протащить. А так, конечно, милое дело: расставил батареи на окрестных высотах и лупи в свое удовольствие — двор-то как на ладони!
Впрочем, в ту пору, когда монастырь строили, никто, конечно же, не помышлял о регулярной войсковой осаде с применением артиллерии. Все-таки строили не крепость, а монастырь — божий дом, уединенную обитель для благочестивых размышлений. И потом, низинка — и к воде поближе, и ветра поменьше.
В последний раз окинув долгим взглядом рябые от времени стены, сохранившиеся кое-где остатки стропил и проломленных куполов, полуобвалившуюся ограду и довольно густой лес, заполонивший некогда вымощенный булыжником двор, Глеб сосредоточился на карте. Более или менее сориентировавшись по компасу, наручным часам и высоте солнца, учтя рельеф местности и произведенные по пути подсчеты, он поставил на карте новый крестик, решительно перечеркнув старый. Все-таки наврано вокруг этого монастыря было с три короба. Даже подробная карта окрестностей, подаренная Краснопольскому бесследно исчезнувшим директором школы Выжловым и впоследствии перешедшая к Глебу (о чем Петр Владимирович, наверное, до сих пор даже не подозревал), безбожно врала: если верить ей, монастырь следовало искать километров на десять северо-западнее того места, где он на самом деле стоял. Глеб вышел на него совершенно случайно, идя по азимуту от места, где оставил грузовик, к отмеченной на карте точке. Если бы не везение, ему пришлось бы потратить на поиски дни, а может быть, и недели, которых в его распоряжении, увы, не было.
Поправив на плече ремень двустволки, Сиверов стал спускаться с холма. Двустволка, коллекционный «зауэр», была позаимствована им минувшей ночью из дома Сергея Ивановича Выжлова. То же происхождение имел и висевший у него на поясе патронташ, не говоря уж о патронах, каждый из которых был заряжен серебряной пулей. Думая об этих пулях, Глеб всякий раз ощущал некоторую неловкость и радовался тому, что никто не видит, как он валяет дурака. Генерал Потапчук, узнав, что агент по кличке Слепой отправился на задание со старинной двустволкой и килограммом серебряных пуль, наверное, смеялся бы до упаду. Разумеется, это был каприз, не имеющий, как все капризы, ничего общего с рациональным мышлением и тем, что люди называют целесообразностью. И тем не менее Глебу почему-то казалось важным побить противника не только на его территории, но и по им же придуманным правилам. Оборотни так оборотни, серебро так серебро; короче говоря, назвался груздем — полезай в кузов.
Слепой криво усмехнулся. Каприз, правила. Все это была чепуха на постном масле; если не кривить душой и говорить начистоту, его до сих пор пробирала легкая дрожь при воспоминании о твари, воспринявшей выстрел из «стечкина» в самую переносицу так, словно это был нежный материнский поцелуй перед сном. Что ж, в любом случае пуля, выпущенная из ствола двенадцатого калибра, в отличие от девятимиллиметровой пистолетной, способна снести кому угодно полголовы. И неважно при этом, из чего данная пуля отлита — из серебра, свинца или какого-нибудь титана.
«Вот тогда и поглядим, что он станет делать без башки, — подумал Глеб, на всякий случай снимая ружье с плеча. — Если на него и это не подействует, тогда и вправду останется только хлебнуть святой водицы, перекреститься и пустить себе пулю в лоб».
Он едва не проскочил дорогу — так она заросла. Но все-таки заметил и остановился, озираясь по сторонам.
То, что много десятилетий назад было дорогой, тянулось по дну распадка, минуя монастырь. Когда-то дорогу не поленились вымостить камнем, и теперь редкие островки отполированного дождями и ветром булыжника тут и там проглядывали сквозь серовато-рыжий ковер хвои — в основном на буграх, где ветер сдувал с них лесной мусор. Неистребимая лесная растительность давно пробилась сквозь дорожное покрытие, взломала его, раскрошила и почти поглотила, но все-таки там, где оно когда-то лежало, растительности было меньше и выглядела она пожиже. Ровная, будто проведенная под линейку, полоса этой чахлой, пострадавшей в борьбе за место под солнцем, произрастающей на толстом слое булыжника зелени тянулась в обе стороны и терялась в лесу. Дорога шла мимо монастыря, хотя Глебу удалось разглядеть короткое боковое ответвление, ведущее к заполоненному кустами проему выбитых в незапамятные времена главных ворот. Несомненно, эта дорога соединяла поселок с каменоломней, где некогда добывали отборный, поставлявшийся к императорскому двору, знаменитый на полмира демидовский малахит. Где-то там, вероятно, находилась и штольня, откуда все к тому же императорскому двору, да и не только туда, рекой текли первосортные уральские самоцветы.
Стоя на бывшей дороге со старинным ружьем под мышкой, Глеб еще раз проверил несложную логическую цепочку. Демидов был сказочно богат, да и монастырская братия, надо полагать, не перешагивала через драгоценные камни, когда те подворачивались ей под ноги. Все свое состояние Павел Иванович отписал монастырю; с этим привеском монастырская казна превратилась в такой куш, ради которого тогдашний губернатор не постеснялся взять монастырь штурмом, предварительно хорошенько расковыряв его артиллерийским огнем. Генерал-майор Рыльцев вернулся из своего победоносного набега с пустыми руками; эта информация поступила от Федора Филипповича, и, следовательно, ей можно было верить. Перед тем как покинуть разоренный монастырь, Рыльцев, надо думать, обыскал здесь каждую келью, проверил каждую щель, заглянул под каждый камешек. В его распоряжении был целый пехотный батальон, и вся эта банда вооруженных мародеров так ничего и не нашла. Одно из двух: либо монастырские сокровища — действительно миф, либо они не там искали.
