— С ума сойти можно! — честно признался Потапчук. — Ни за что бы в это не поверил, но генетическая экспертиза присланного тобой образца показала, что Выжлов и Сохатый действительно были близкими родственниками. Но какого дьявола они этим занимались? С таким богатством — и сидеть в этой дыре!
— Уж не знаю, какие мотивы двигали данным семейством в самом начале, — сказал Глеб, — но думаю, тут было много факторов. Во-первых, оставленный с носом губернатор наверняка внимательно за ними присматривал. Да и место это после того, как обвал засыпал дорогу, стало труднодоступным, вывезти оттуда такую уйму золота и камней сделалось ой как непросто. И вообще, как говорится, лучше быть первым в провинции, чем последним в Риме. Словом, не знаю, врать не буду. Что же касается Субботина, то он оказался в довольно щекотливом положении. Бросить такое богатство он, естественно, не мог, а предъявить — ну как ты его предъявишь? Откуда, скажут, у тебя столько всего? Клад нашел? Сдай государству и получи свои двадцать пять процентов! Это его, видимо, не устраивало, да и традиция, которой больше ста лет, — это, наверное, уже что-то вроде наследственного сдвига по фазе. Никем, кроме как хранителем и обладателем демидовских сокровищ, он себя, наверное, уже и не мыслил.
— С ума сойти, — повторил Федор Филиппович. — Кучка психопатов. А сколько в том районе пропало экспедиций!
— Ну, к этому-то, пожалуй, приложили руку не только Демидовы, — возразил Глеб. — Поняв, что вот-вот вскроет подземное озеро, Павел Демидов прекратил разработку месторождения, но камешков, да и золотишка тоже, вокруг монастыря всегда хватало. Волчанцы давно привыкли считать их своей собственностью, это был основной источник доходов для всего поселка. Демидовы этому не препятствовали — пусть подбирают, что под ногами валяется, лишь бы к монастырю не совались. Поэтому геологам в тех краях никогда не были рады, и, когда приходила очередная экспедиция, думаю, разбирались с ней сообща — с одной стороны «оборотни», с другой — так называемое мирное население.
— Да, — вздохнул Федор Филиппович, — занятная история. Интересно, что же все-таки стало с этим их мэром? Неужели удрал?
— Не думаю, — сказал Глеб. Генерал смотрел на него исподлобья, испытующе, и поэтому он говорил нарочито небрежно. — По-моему, он остался там, в монастыре. вернее, под ним, вместе с Басаргиным и Ежовым.
— Странная история, — с мягким нажимом произнес Федор Филиппович. — Видишь ли, в тот самый день, когда был затоплен монастырь, из поселка бесследно исчезла секретарша Субботина.
— Секретарша? — изумился Глеб. — Господи, она-то здесь при чем?!
— Вот и я думаю: при чем? — сказал генерал. — Я навел о ней справки. Оказывается, до того, как стать бессменной секретаршей не менее бессменного мэра, она была женой священника, который приехал в Волчанку, чтобы попытаться восстановить монастырь или хотя бы монастырский храм. Священник этот, как ты понимаешь, пропал без следа, а его жена осела в Волчанке. Мне кажется странным, что после стольких лет, мирно прожитых в этой дыре, она пропала в тот самый день, когда погиб последний и главный из ее обидчиков.
Глеб пожал плечами и спрятал лицо в кофейной чашке, жалея о том, что она слишком мала и не может целиком вместить его голову.
— Совпадение, — сказал он, окутываясь сигаретным дымом.
— Странное совпадение, — заметил Потапчук. — Не думал, что ты в такие веришь.
— Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам, — заявил Сиверов. — Не хотите слушать меня — послушайте хотя бы Шекспира. Он таки был не дурак.
— Ну да, ну да, — язвительно проворчал генерал. — Не знаю. Если он такой умный, что же у него тогда герои один другого хлеще? Ведь кого ни возьми — дурачье, опилками набитое!
— Экий вы. гм. литературовед, — заметил Сиверов.
— Да уж какой есть. Вот тебе, кстати, еще одно совпадение: в тот же день, когда исчезла эта твоя экс-попадья, ее дом без видимой причины загорелся и сгорел дотла.
— Надо же! Чудны дела твои, Господи! А тело?
— Тело не обнаружено. Думаю, его там и не было.
— Ну, это не факт. Может, оно тоже сгорело дотла?
— Точно, сгорело. Предварительно изъяв из сейфа в приемной свое личное дело и стерев все отпечатки пальцев — ив приемной, и в кабинете Субботина. От этой Алевтины Матвеевны ничего не осталось — ни отпечатков, ни фотографий, ни личных вещей. Как будто ее и вовсе никогда не было на свете.
— А кто это установил? — спросил Глеб со всем равнодушием, на какое оказался способен в данный момент.
— Новый начальник милиции. Ему, как и мне, все эти совпадения показались странными. Дотошный тип, скажу я тебе! Сам попытался снять отпечатки пальцев в приемной, а там — чисто! Все стерто, да не просто так, а чуть ли не спиртом.
— Да, действительно, странно. И что же?..
— Да ничего! Обвинить ему эту тетку не в чем, так что в розыск он подавать не стал. Тем более что это, как я понимаю, бесполезно. Под словесное описание подойдет кто угодно, паспорт у нее почти наверняка новый, так что.
Федор Филиппович развел руками, показывая, что искать бесследно исчезнувшую секретаршу Субботина — пустая трата времени. Глеб был с ним целиком и полностью согласен, и это вызывало у него чувство глубокого удовлетворения.
Пользуясь тем, что темные стекла очков скрывают глаза, он смежил веки и сейчас же, словно наяву, увидел залитый закатным солнцем перрон маленького полустанка, по которому, направляясь к своему вагону, уходила пожилая женщина с прямой спиной и гордо поднятой головой. В одной руке у нее была полупустая дорожная сумка, в другой — железнодорожный билет, который купил ей Глеб, чтобы скучающая кассирша, чего доброго, не запомнила ее лица. Потом поезд тронулся и пошел, понемногу набирая скорость. Мимо одно за другим поплыли бледные пятна чужих, незнакомых лиц, с одинаковым выражением скучливого интереса разглядывавших остающийся позади безымянный полустанок и стоящего на пустом перроне человека. Алевтина Матвеевна так и не выглянула в окно, но Сиверов все равно помахал вслед уходящему поезду рукой и неторопливо побрел туда, где оставил «опель» Ежова — машину нужно было отогнать подальше и утопить в каком-нибудь лесном водоеме, чтобы окончательно обрубить все концы.
Глеб открыл глаза, прогнав видение, и с наслаждением потянулся, не обращая внимания на боль в потревоженных ребрах.
— Без следа — значит, без следа, — сказал он вслух и улыбнулся в ответ на вопросительный взгляд генерала. — Хотите еще кофе, Федор Филиппович?
