Макаренко, пролистывая документы, сказал:
— Согласен. Но все-таки сильный мужик и в одиночку бы твоего жмурика допер. Мы же не думаем, что наш маньяк, если это именно маньяк, хрупкая девица?
— Нет, не думаем. Так какую версию мне прорабатывать?
— Обе, друг мой. Обе. Потому что может получиться и с одной стороны, и с другой. Работай. Если понадобятся люди — дам. Дело окончательно зашло в разряд «срочных».
— Хорошо…
Макаренко отложил папку с бумагами.
— Ну, а как насчет Терпухина?
Сергей поморщился. Он предвидел, что разговор про этого Атамана зайдет в обязательном порядке. Ревякину этого разговора не хотелось. Вообще он предпочел бы забыть об Атамане. С другой стороны, Терпухин знал здешних кавказцев. Это могло помочь расследованию.
— Я посмотрел его дело. Что-то мне он не нравится. Не вписывается в то, что вы про него говорили. Скорее он оставляет впечатление именно такого маньяка, как тот, что сейчас у нас тут орудует.
— Поверь, это не настоящее впечатление. Это обманчиво. Я знаю Атамана.
— Все равно.
— Сергей, мне нужно срочно найти этого живореза. И предъявить его вышестоящим инстанциям. А если не найдем, то придется взыскивать со следователя. Конкретно — с тебя. Этого я не хочу. Потому что парнишка ты толковый, и оттого, что я выгоню тебя из управления, лучше не станет. Понимаешь?
Ревякин покачал головой:
— Это просто тупик какой-то! Или я призываю вашего отмороженного Атамана, или меня увольняют?
— Ну, почему же тупик? Вообще, мне странно слышать это от тебя.
— Товарищ генерал, ну а что мне делать? Извините, я никогда не оказывался раньше в таких обстоятельствах и еще не усвоил, что начальству надо внимать всегда и беспрекословно…
В другое время эта дерзость сорвавшегося от усталости Ревякина не прошла бы ему даром. Но Макаренко был расположен к Сергею в значительно большей степени, чем к любому другому работнику. Поэтому генерал только вздохнул.
А Ревякин, погасив этим выплеском накатившее на него раздражение, сказал:
— Ну хорошо. Допустим, я соглашаюсь выйти на контакт с Терпухиным. Что тогда?
— Тогда для начала тебе надо с ним поговорить и убедить его, что не мешало бы ему появиться непосредственно в Сочи. Сам понимаешь, пока он сидит в своей станице под Ростовом, нам пользы — ноль. Убеждать, нутром чувствую, придется очень крепко. Этот Атаман — на редкость понятливый парень. Ему было сказано, чтоб в этом городе духу его не было, и он указание выполнил и, кажется, всерьез решил продолжать в том же духе. Так что его непросто будет заставить тебя послушать. А дальше тебе придется еще трудней. Атаман — это Атаман. И если кто-то решит, что с ним можно поиграть в крутого парня, то будет очень разочарован, потому что Терпухин порвет его, как Тузик грелку. Особенно если это будет кавказец. Особенно если кавказцем будет чеченец. Придется тебе быть с ним практически все время, чтобы он не наворочал тут…
— Хороша участь — нянька Терминатора! — проворчал Ревякин.
— Ничего, переживешь. Тем более что польза от Атамана достаточно быстро перевесит вред.
— Так. А где он живет?
— Станица Орликовская. Тебе придется туда проехаться.
Следователь удивленно поднял брови:
— А как вы собираетесь обходиться без меня на расследовании?
— Обойдемся. Я лично дам тебе три дня отпуска, чтобы ты смог добраться до Терпухина и поговорить с ним.
Ревякин понял, что от генеральской идеи ему не отвертеться. И задал еще один вопрос, волнующий его:
— А если Атаман решит, что не хочет участвовать? И скажет категорическое «нет»?
— А на нет, Сереженька, и суда нет, — улыбнулся генерал Макаренко.
Ревякину ничего не оставалось, как согласно кивнуть.
— В разговоре с Терпухиным можешь ссылаться на меня. Это, вполне возможно, сыграет свою положительную роль. Он должен еще помнить, сколько сил я потратил на то, чтобы его не посадили.
— А вы действительно тратили на это силы?
— Было дело.
— И почему же?
— Потому, Сережа, что я всегда был и буду сторонником справедливости. Если кто-то тварь, то обращения он заслуживает соответствующего. Ты смотрел дело Руфиева? Оно не кажется таким уж страшным? Это если не знать еще кое-чего. Ты спроси у меня, из-за чего Терпухин устроил ему самосуд.
Ревякин нечасто видел генерала таким возбужденным.
— Расскажите, — попросил он.
Генерал растянул узел галстука и даже расстегнул верхнюю пуговицу на воротничке форменной рубашки.
— В общем, это дело особое. Оно до сих пор только между мной и Терпухиным. И если я решил его тебе рассказать, то это не значит, что и ты должен кому-то об этом говорить. Вообще желательно, чтобы и Атаман от тебя ничего не слышал.
— Я понял, — кивнул Ревякин.
— Руфиев — он же себя королем чувствовал. Натурально, без притворства. Причем его побаивались — он мог в случае чего и завалить. То, что попало в его дело, — только малая часть реального Руфика… так звали эту сволочь.
Погорел он, впрочем, на бытовухе, как часто бывает с такими деятелями. Просто ехал домой мимо дискотеки и решил девочку подцепить. И, на свое горе, подцепил. Девчонке было девятнадцать лет. Она, конечно, прекрасно понимала, что садиться в машину к ченчебосу — идиотизм. И садиться не собиралась. Тогда Руфиев решил ее пригласить получше. Заодно с подружкой. Вытащил ствол и сказал, чтоб садились. В таких ситуациях мужчине отказать сложно.
Руфиев привез их к себе на дачу, попользовался сам и отдал своим мордоворотам, чтоб тем обидно не было. Так вот, подружка убежать успела… Кого-то укусила, рванулась, а ее сильно и не догоняли. Потому что вторая была. Зато уж эту бедолагу они так измочалили, что, когда она с утра до приемного покоя больницы добралась, медсестра чуть в обморок не упала.
Терпухин, к слову, на эту незадачливую парочку выбрался совершенно случайно. Подружка-то сгоряча решила с моста сигануть. Атаман ее с перил снял, по физиономии настучал и выспросил, в чем дело.
А потом та девчонка в больнице умерла. И что делать родителям? Вроде доказать все можно. А на самом деле мало того, что у Руфиева адвокаты куплены и связей полно, так еще и все знали: если заявят — до суда не доживут.
Атаман и вмешался. Руфиев в машину садился, когда Юрка подбежал, водителя вырубил, самого Руфиева шокером ткнул, вывез за город… Ну, а итог ты знаешь.
Короче, тут Терпухин был прав. И я на этом стоял и буду стоять.
У Ревякина были на сей счет свои соображения. В частности, он полагал, что правосудие должно вершиться не руками каждого, кто возомнил себя законоборцем, а специальной структурой. Ну, может быть, не совсем такой, как теперешняя милиция, загнанная в капкан глупых инструкций, вынужденная, чтобы как-то добиваться нормальной статистики раскрываемости, передергивать во всем, где только возможно.
