Если она расскажет кому-то, что с ней сделали, — генералу конец. Так что ее надо ловить.
Была еще одна причина, по которой Астахов дергался. Эта причина была, пожалуй, значительно серьезнее, чем примитивная боязнь взбучки.
Глава 9. Поворот событий
1.
Автомобиль скрипнул тормозами и остановился у входа в закусочную «Архар» на улице Солнечная. Это и были владения Джохара Мирзоева.
— Так, пацан. Теперь слушай меня внимательно, — сказал Терпухин Ревякину. — Ты можешь обижаться, делать страшное лицо и даже посадить меня. Но здесь ты — ведомый. И прикрываешь мне спину, что бы ни произошло.
— А что должно произойти? — напрягся Сергей.
— Надеюсь, что ничего. Но если произойдет — прикрывай. Хотя бы потому, что обоим придется плохо, если что.
— Ладно, — пожал плечами Ревякин.
— Ты не морщись. Думаешь, они сильно испугаются, что ты мент?
— Да не думаю я так, — проворчал Ревякин.
— Пистолет не забудь в машине.
— Ты уже говорил.
— Ничего, можно и повторить. Таким идеалистам, как ты, это не помешает. Все, не дуйся, не барышня кисейная. Идем.
Они вышли на улицу. Ревякин осмотрелся. Вокруг все было таким, как обычно, но все-таки другим. Наверное, потому, что рядом с Атаманом следователь ощущал себя участником боевых действий. И это его, по правде говоря, мало радовало.
Они вошли в закусочную. Прямо напротив входа, у стены, посетителей встречало прекрасно выполненное чучело архара, установленное на бутафорской скале.
Атаман вел себя как завсегдатай этого места. Он быстро окинул взглядом заведение и пошел к стойке, где принимали заказы. За ней возвышался настоящий горец во всей своей красе — в бешмете с газырями, при кинжале, с усищами, как на лубочной картинке. Ревякин предположил, что кинжал у этого типа запросто может оказаться настоящим.
Как и велел Терпухин, Ревякин занял позицию чуть позади Атамана, бдительно оглядывая зал. В этом небольшом квадратном помещении с восемью столиками сейчас было не слишком многолюдно. Несколько посетителей поглощали обед.
Юрий бесцеремонно откинул крышку стойки, загораживающую проход куда-то за нее, в служебную часть закусочной. Горец двинулся в его сторону.
— Спокойно, джигит. Я к Джохару.
— А вы кто?
— Старый друг. Джохар будет рад меня видеть.
Ревякин засомневался в этом, но мнение свое, разумеется, высказывать не стал и пошел следом за Юрием.
Перед ними был длинный узкий коридор с кафельными стенами и полом. Окон не было, свет попадал внутрь только через несколько открытых дверей. Судя по всему, эти двери вели в склад, на кухню, в бытовку.
Атаман миновал их и уже хотел войти в обитую дерматином дверь с надписью «Директор», как она сама распахнулась и оттуда выкатился полноватый седовласый мужчина.
— Привет, Джохар! — воскликнул Терпухин.
Мирзоев остановился, прищурил глаза, не привыкшие к полумраку коридора.
— Ничего себе! — удивился он. — Кого я вижу! Атаман, я не думал, что ты когда-нибудь покажешься в этом городе. Ну, и что ты хочешь?
— Чего я хочу? Так, переговорить надо бы.
— Ну давай поговорим. Я же тебя знаю, ты не отвяжешься.
— Это точно. Да и я тебя знаю: как только что серьезное — времени нету, жена рожает, дети на дороге.
— Ну, только не заводись! — Мирзоев говорил практически без акцента.
— Я не завожусь. У меня на самом деле важный вопрос.
Джохар покачал головой:
— Ладно. Только имей в виду — у меня дела. Я, в отличие от тебя, не так уж и свободен.
— Ладно, только не надо мне читать лекцию о том, что есть тунеядство. Хорошо?
— Пошли! — махнул рукой Мирзоев.
Они вошли в ту дверь, за которой вкусно пахло готовящейся едой.
Кухня была тесноватой. В ней размещались три электрические плиты, гриль, электрический мангал и еще чертова уйма всяких приспособлений, многие из которых Ревякин даже не смог толком определить. Между всем этим инвентарем курсировали люди — повара, рабочие, официанты. В углу, возле раковин, громко болтали о чем-то посудомойки.
— Ну, так что у тебя? — спросил Мирзоев.
— У меня конкретный вопрос: кто убил четверых молодых кавказцев в течение полутора месяцев?
Мирзоев развел руками:
— Ты, уважаемый, с кем-то меня путаешь. Наверное, с самим Аллахом. Потому что только Аллаху ведомы тайные деяния людей. И вот как раз он мог бы дать тебе ответ. Но не даст.
— Почему это? — усмехнулся Терпухин.
— Потому, что ты — не правоверный. Аллах разговаривает только с тем, кто верен ему.
Атаман сжал губы.
— Так, хорошо. А если обойтись без теософии? Если по-простому?
— По-простому? Изволь. Я не знаю, кто это сделал. Просто не знаю. Если бы знал, постарался бы добраться до подонка. Потому что у нас тут люди живут в страхе. И не знают, к кому обращаться, чтобы их защитили. Молодежь не ходит по улице в одиночку даже днем. Понимаешь?
— Понимаю, не дурак. И даже верю — по глазам вижу, что не врешь. Но вот еще вопросик: а ты, часом, не знаешь, кем были убитые? Или, может, на родню их у тебя есть наводки?
— Наводки — это в ментовке. У нас тут такого не водится.
— Ладно, — раздраженно прервал Атаман. — Давай без глупостей. Я тут не для того, чтобы упражняться в красивых словах! Мне нужно знать, кем были убитые. Понимаешь меня?
Мирзоев резко развернулся и в упор посмотрел на Атамана. Ревякин подумал, что такого взгляда ему бы не выдержать. Чеченец, казалось, вколотил в Терпухина два заостренных штыря из темного камня.
— Юрий! Ты разговариваешь со мной каким-то странным тоном. Почему я должен отвечать тебе, если ты или оскорбляешь меня, или угрожаешь? Я могу промолчать, потому что ты — не милиционер и не тот, кем был год назад. На тебя тоже нашлась управа.
— Джохар, я все-таки задал вопрос.
— А мне все равно. Потому что я не намерен тебе отвечать. Да и что я могу ответить? Я не знаю, кто были эти несчастные.
Атаман вздохнул и опустил глаза. Мирзоев действительно оказался для него чересчур крепким орешком.
Но вдруг Терпухин схватил с ближайшей плиты горячую сковородку и, прежде чем кто-то успел что-нибудь сообразить, ударил ею по спине Мирзоева. Коротким злым пинком чеченец был уложен на разделочный столик. Джохар плюхнулся на его металлическую поверхность и заверещал.
— Ты что, умом тронулся? — гаркнул Ревякин.
— Прикрывай! — в тон ему ответил Терпухин.
