Так что, Серега, забудь это дело. Все, я пошел.
Ревякин оторопело смотрел ему вслед. В фигуре Атамана появилась какая-то старческая сутулость.
Сергей опомнился, догнал Терпухина, попытался отговорить, объясниться. Юрий посмотрел на следователя такими глазами, что тот отшатнулся.
Ревякин побежал на доклад к Макаренко. Тот встретил его спокойным сообщением, что он все знает: Атаман только что поговорил с ним по мобильному.
— И что прикажете делать? — спросил Ревякин.
— Работай, — ответил генерал. — Может, это просто очередной каприз. А если нет. Да черт тогда с ним! Самому тошно, как он тут принца крови корчит!
Ревякин вернулся домой в самых расстроенных чувствах.
Глава 10. Вспомнить все
1.
Ника преобразилась до полной неузнаваемости.
Теперь, стриженная под мальчика, перекрашенная из темно-русого цвета в рыжий, она и сама-то себя не сразу узнала. И это было, учитывая сложившиеся обстоятельства, просто прекрасно. Тем более что ее пребывание в Сочи пока еще не приблизилось к завершению. Ей предстояло еще кое-что сделать.
Высушив волосы после покраски и мытья, она стала собираться.
Лиза положила руку ей на плечо и спросила:
— А может, все-таки передумаешь? Может, мы сами тебя спрячем?
Ника покачала головой.
— Нет, это плохая идея. Я не собираюсь вас подставлять. Поймите, меня будут искать, пока не найдут. Если меня найдут просто потому, что я была неосторожна, и если при этом я буду одна — это ничего. Но случись вам оказаться рядом — кто знает, во что это вам обойдется. Нет, я не могу принять от вас таких жертв. И не просите.
Лиза хотела возражать, убеждать, но стоило ей открыть рот, как Ника просто чуть улыбнулась и покачала головой. И в этом простом жесте было столько твердости, что Котова все поняла.
Но кое-что она все-таки могла сделать для Ники.
— Послушай, у тебя наверняка будут проблемы с деньгами. Возьми немного у меня.
— Ой, Лиза…
— Да ты не волнуйся, я не дам больше, чем могу.
После непродолжительного раздумья Ника согласилась.
Лиза протянула ей сто долларов.
— Этого хватит ненадолго…
— А мне и не надо надолго. Я в городе, если все будет хорошо, не задержусь. Хотя кое-что тут еще надо бы сделать…
— Будь осторожна, — сказала Лиза.
— Я постараюсь, — ответила Ника.
Она вышла из дому. Осмотрелась. Вокруг шумела улица, жил своей обыкновенной, не особенно спокойной жизнью курортный город.
Несмотря на то что Николай извлек наружу то, что скрывала «вживленная» личность, Ника еще могла сопоставлять ощущения себя той, которая еще вчера работала на даче президента, и нынешней… другой.
Прошлая Ника удивлялась тому, насколько иным кажется город теперь, когда она уже не является его обычным жителем. Толпа людей представлялась ей чем-то вроде зарослей тропического леса. Только и ждешь, что вот-вот выскочит из пестрых дебрей какой-нибудь свирепый хищник.
Ника чувствовала себя добычей. Именно добычей — только пока еще непонятно чьей.
Это особенно остро чувствовалось, если стоять на месте. Толпа обтекает тебя, мелькают лица. Нервы начинают сдавать, в каждом встречном видится враг.
2.
Нестарый, но седой тренер по рукопашному бою в первый раз не произвел впечатления на учеников. Понятно — они были молоды, неопытны, и если заходила речь о тех, кто воюет за Аллаха, то немедленно представляли себе этаких здоровяков, с широченными плечами и буграми мускулов.
А этот… Ну что это за воин Аллаха? Росточку среднего, хрупок телосложением. Хотя нет, не хрупок. Просто нет в нем ни единого грамма лишней тяжести. Мускулы его напоминают проволочные жгуты — тонкие, сухие.
Лицо, правда, спокойное, даже умиротворенное. Брови сведены, но это не выражение гнева. Это скорее почтительное внимание к окружающему миру.
Глаза… Они невероятного голубого цвета. Такого голубого, какого не бывает, пожалуй, даже у жителей Скандинавии. Так вот эти глаза страшные. Они горят обжигающе ледяным пламенем, и невозможно выдержать этот взгляд дольше секунды.
Она не опускает глаза, ей интересно узнать, насколько это пламя настоящее. Ей вообще все интересно здесь — с тех самых пор, как она бросила Москву, оставила университет, уйдя с последнего курса, и приехала обратно, на родину, потому что свято верила: там беда.
Можно смело утверждать, что эта вера была совершенно беззаветной. Хотя и порождалась только статьями, прочитанными на сайте Союза журналистов Кавказа. А там было что почитать. Репортеры сайта отыскивали любой повод, чтобы превратить его в описание зверств федеральных войск. Да и то, что сделали полевые командиры, порой не стеснялись приписывать россиянам. Это даже стало модным — в любой беде обвинять русских.
Ника. Нет, звали ее по-другому. Хотя как раз это ни малейшего значения не имеет. Это имя безвозвратно умерло вместе с той восторженной девочкой, которая однажды пришла и сказала, что хочет сражаться.
Ей разрешили сражаться. Но не отправили в боевую группу, не сделали из нее одурманенную наркотиками шахидку. Она имела незаконченное высшее образование, и именно поэтому ее взяли в тренировочный лагерь.
И вот она стоит тут, в этой небольшой котловине среди гор, и неотрывно смотрит в ледяные голубые глаза тренера по рукопашному бою. А он замечает. И эта дерзость не может остаться незамеченной.
— Ты! — резко говорит он. — Выйди сюда!
Она не сразу понимает, что тренер обращается к ней. И только тогда, когда он вызывает ее вторично, Ника делает шаг вперед.
Тренер подходит вплотную. Ника одного роста с ним. Теперь эти голубые глаза сверкают в опасной близости от ее лица. И такой жар исходит от них, что Нике кажется, будто ее кожа стала скручиваться в трубочки и отваливаться.
Тренер не моргает. Он гипнотизирует, прожигает Нику внимательным взглядом. А потом спрашивает:
— Зачем ты здесь?
— Я здесь, чтобы воевать за родину, — говорит Ника.
Тренер усмехается уголками тонких губ.
— А кто ты такая, чтобы родина захотела этого? Зачем ей нужно сырое тесто, которое расползется в лепешку от первого серьезного удара? Не кажется ли тебе, женщина, что ты — только червяк, надеющийся, что когда-нибудь у него вырастут крылья и он сможет летать?
— Крылья иногда вырастают, — дерзко отвечает она.
И ей кажется (а может, так и есть на самом деле), что ледяное пламя глаз на долю секунды превращается в живительную прохладу. Может, и кажется, потому что они жгут с новой силой.
