Сергей открыл холодильник, когда на кухонном балконе что-то прошуршало. Он, привыкший к тому, что по балкону лазят бродячие коты, надеющиеся на поживу, хотел выглянуть и шугануть их.
Не выпуская дверцу холодильника, Ревякин потянулся к балконной двери.
Как он потом понял, спасло его то, что он держался за ручку достаточно крепко. Потому что с балкона в его сторону вдруг метнулась тень — далеко не кошачья. Дверь балкона с грохотом распахнулась, кто-то с разбега влетел в кухню и врезался в открытую дверцу холодильника. Нападавший злобно зашипел, держась за ушибленный живот, а тот удар, который должен был проломить Ревякину череп, только скользнул по виску.
Ревякин решил перейти в контратаку. Там, в комнате, сидит Ника. И кто бы ни был этот незваный гость, он точно пришел по ее душу. Ну, а защищать ее Ревякин собирался по двум причинам. Во-первых, он был все-таки милиционером. Во-вторых, Нику он видел впервые в жизни, но всерьез был намерен сделать так, чтобы не в последний.
Правда, противник оказался асом в искусстве рукопашного боя. Следователь получил два крепких удара и словно со стороны наблюдал, как его тело пролетает от окна до мойки и с грохотом сносит мусорное ведро. При этом он врезался боком в трубу мойки. Следователь почувствовал, что не может сделать вдох.
Противник, по виду простой работяга, проспиртованный и замызганный, переместился так, чтобы нанеси последний удар. В его движении было столько грации, что Ревякин невольно залюбовался. Пусть его сейчас пристукнут. но как красиво движется этот гад!
Удара не последовало — кухонная дверь отскочила и врезалась в стену. Матовое стекло брызнуло из нее тысячами осколков. В проеме возникла Ника.
Ревякин попытался встать, но тут его шоковое состояние закончилось и пришла боль. Он снова упал в мусор, а на двенадцати квадратных метрах его кухни завязалась нешуточная баталия.
Ника сразу поняла, что на ограниченном пространстве ее противник заметно сильнее. Если бы это не была кухня, если бы у Ники имелась возможность сохранять дистанцию между собой и противником, то шансы ее заметно выросли бы. Но сейчас, когда она сражалась с человеком тяжелее себя на добрые тридцать килограммов, шансы были весьма призрачные. И с каждой секундой они таяли.
Тем не менее Ника знала, что отступать ей некуда — это было ее персональное Бородино.
Она попыталась дотянуться до чего-нибудь, что могло сойти за оружие. Под руку попала скалка для теста — типично женское оружие. Что ж, в сложившейся ситуации это совсем неплохо. Жаль, конечно, что не нож.
Она перехватила деревяшку поудобнее, нанесла ею короткий удар в лицо врага — не маховый, а тычковый — незаметный и опасный. Противник получил его куда-то в район передних зубов. Хрустнуло. Ника подумала, что, независимо от исхода этой схватки, она оставила на негодяе вполне достойную метку.
Она снова ударила. Теперь враг был осторожней, он успел отклониться, и скалка впустую пропорола воздух. Ника еле ушла от растопыренной пятерни в лицо.
Вновь короткий обмен ударами — вновь безрезультатно.
Ревякин, несмотря на сильнейшую боль в боку, снова попытался встать. Он не мог позволить себе просто валяться под раковиной и смотреть, как внезапно понравившуюся ему девушку пытаются убить.
Он попытался стабилизировать дыхание, сделать так, чтобы на каждый вдох ребра не отзывались болью. Он решил во что бы то ни стало помочь Нике.
Сергей пошарил по сторонам, нашел пустую пивную бутылку, обхватил ее горлышко рукой. Кажется, ладонь была потной — стекло неприятно поскальзывало. Он вытер ладонь о линолеум, собирая на нее пыль.
Окончательно собравшись с духом, скрутив нервы в тугой комок, Ревякин зарычал сквозь сжатые зубы и буквально прыгнул на противника из положения лежа.
Артузов потратил не более пары секунд на то, чтобы остановить эту отчаянно-безнадежную атаку. Пушечный удар прямой ногой швырнул Сергея на пол, бутылка со звоном разбилась где-то в другом конце кухни.
Но, несмотря на свое фиаско, Сергею удалось самое главное — он выиграл время для Ники.
А она ударила противника в горло «вилкой» между большим и указательным пальцами. Тот вскинул ладони к глотке, а Ника, закрепляя успех, врезала противнику в пах и, как была — в носках, бросилась через балкон на улицу. Она даже не думала, что оставляет Ревякина одного, она знала: этому ночному «гостю» нужен не Сергей.
Артузов взревел от ярости. Бросил взгляд на поверженного следователя, попытался нанести ему добивающий удар, промахнулся и тоже ринулся на балкон — несмотря ни на что, он не собирался упускать девчонку. Хрен с ним, с этим ментом.
Артузов бежал по улице. Вдали он увидел силуэт девушки. Она передвигалась неловко, прихрамывая, — видимо, камни и асфальт ранили ей ноги. Гарри влез в машину и помчался следом.
Ревякин, кашляя и хрипя, полуползком выбрался из кухни. Не сразу сориентировавшись в квартире, он поморгал глазами. С трудом вспомнил, где находится его мобильник.
Аппарат лежал на столе. Капитан дополз до него, попытался встать, дотянуться. Ничего не получалось, боль была все сильнее, тело решительно отказывалось повиноваться. Тогда он потянул за скатерть. С тихим пластмассовым стуком телефон упал возле него.
Сергей взял трубку; с трудом попадая пальцами в нужные кнопки, разблокировал клавиатуру. Неяркое мерцание экранчика показалось ему просто ослепительным.
— Алло! Это ГУВД? Ревякин на связи. На меня напали. Прямо у меня дома. Вы меня слышите? — прохрипел он. Горло подвело, вспыхнул мучительный кашель, и следователь едва не потерял сознание от боли.
В трубке что-то спрашивали, кричали. Сергей уронил телефон и ждал помощь. А еще молился в пространство, чтобы Ника сумела убежать.
Глава 13. Начало битвы
1.
Уходя от Мирзоева, Атаман неожиданно вспомнил старшего лейтенанта Барминцева. Это была давняя встреча на Кавказе, когда Терпухину пришлось бежать из чеченского плена.
Барминцев. Его звали «снежным человеком» за умение появляться и исчезать на перевалах, среди снегов. Подставленный, преданный, он вел свою, персональную войну до тех пор, пока не погиб.
Тогда, разговаривая со старшим лейтенантом, Атаман не понял его позиции. Барминцев признавал в разговоре с чеченскими боевиками, с контрабандистами и перебежчиками только один язык — пули и ножа. Он не испытывал мук совести насчет того, что своими действиями нарушает права человека.
А Юрий, хоть и был человеком, уже немало повидавшим на своем веку, все равно верил в справедливость законную, в то, что с человеком надо поступать по-человечески.
Они не спорили между собой тогда. Просто каждый оставался при своем.
Терпухин и представить тогда не мог, что однажды он станет таким же, как Барминцев, что превратится в такой же карающий меч.
