– И что? – поторопил он.
– Я не знаю, как у них это проходило. Они встречались вне школы. Если не ошибаюсь, я получил один-единственный отчет, в котором говорилось, что мальчику в скором времени полегчает. В докладе также содержался совет относительно того, как вести себя с ним, если мы столкнемся с дальнейшими проблемами. Но случилось так, что паренек ушел от нас до конца учебного года и стал проблемой для какой-то другой школы и какого-то другого директора.
– В чем это проявлялось? – Фрейя наклонилась вправо, как можно дальше от Хюльдара.
– Мальчик был… как бы это сказать? Угрюмым, наверное? Я не видел его веселым, счастливым, не помню, чтобы он улыбался. Смерть и зло – только это его и занимало. На его рисунках всегда присутствовали мертвецы, в сочинениях – казни и убийства. Учителя жаловались на него постоянно, приходили один за другим, так что дверь в мой кабинет почти не закрывалась. Я посмотрю сегодня, сохранились ли те его рисунки. Или сочинения. Тогда вы сможете судить сами. Рисунки были особенно показательны. Но я очень сомневаюсь, что кто-то их сохранил.
Работы Трёстюра определенно заслужили честь висеть на стенах в коридоре… Интересно, подумал Хюльдар, можно ли нарисовать мертвую клетку или амебу.
– Он с кем-нибудь дрался? С другими учениками или друзьями?
– Какие друзья? У него не было никаких друзей. Но, что странно, его никто не трогал, не задирал. Поначалу я думал, что это ребята у нас очень уж добросердечные, что они жалеют парня, сочувствуют ему и понимают, что у него проблемы психического свойства. Но потом – и на это не понадобилось много времени – стало ясно, что дело в другом. Они просто его боялись. Слишком боялись, чтобы цепляться к нему. Это о чем-то да говорит. Но он никого не тронул. Ни здесь, ни, насколько мне известно, где-либо еще.
– Вы говорите, психолог был настроен оптимистично и полагал, что его состояние со временем улучшится? – Фрейя вытянула шею, чтобы увидеть скрывшегося за монитором директора.
– Даже не знаю, можно ли считать вердикт таким уж позитивным. Они ведь прислали мне не столько итоговый отчет, сколько текущие замечания для нашего сведения. Помнится, там еще говорилось, что на поведение мальчика наложила отпечаток некая семейная драма. Но подробностей не сообщалось. Семья у него, если не ошибаюсь, была самая обычная. Из родителей только мать. Младшая сестра училась почему-то в другой школе. Ознакомившись с отчетом, я решил познакомиться с ним поближе. Пригласил мальчика к себе, начал расспрашивать, что и как дома, но он замкнулся, ни слова не сказал. Через какое-то время его мать уведомила меня, что до конца года сын будет обучаться дома, а осенью переведется в другую школу. Поскольку учебный год в любом случае уже заканчивался, я не стал возражать и закрыл глаза на его посещаемость. Тем более что и в школе в те последние недели без него стало гораздо спокойнее.
Ни Хюльдар, ни Фрейя ничего не сказали; обоим стоило трудов не выказать отвращение, которое вызвали у них откровения директора. Единственно ради удовлетворения собственного любопытства он затащил к себе мальчишку и попытался выведать возможные причины его несчастья. Ни к чему хорошему такое обращение, такое вторжение в чужую жизнь привести не могло, и, скорее всего, оно и стало причиной решения сменить школу.
Первым молчание нарушил Хюльдар.
– Так он, значит, перевелся в ближайшую школу? А вы знаете, как у него там сложилось?
– Нет, нет. Семья уехала, и его след потерялся. Могу сказать наверняка, они просто не могли нигде обустроиться. Насколько мне известно, они и к нам сюда приехали только в начале учебного года.
Если так, то, может быть, причиной переезда стало не решение директора устроить мальчику допрос третьей степени, а что-то другое? Недовольство местной школой было лишь одним из мотивов, заставивших семью сменить местожительство. Возможно, мать мальчика получила работу в другой части города. Возможно, они утратили права на дом. Будучи матерью-одиночкой, она, вероятно, снимала квартиру, а съемщики в Исландии в безопасности себя не чувствуют.
– Мы можем ознакомиться с отчетом? – спросила Фрейя уверенным тоном, давая понять, что имеет на это полное право.
– Нет, боюсь, что нет. Документ почти наверняка отмечен как конфиденциальный, так что мне потребовалось бы получить разрешение написавшего его психолога. И, конечно, сам отчет еще нужно найти. Я вовсе не уверен, что он все еще в личном деле.
– Можно узнать имя психолога?
– Да, конечно. Полагаю, это было бы проще всего – мне не пришлось бы искать отчет, тратить время… У меня, как видите, и своих дел хватает.
Ничего такого Хюльдар не видел. Стол был чист, и телефон за то время, что они разговаривали, не зазвонил ни разу.
Директор повернулся к монитору.
– К счастью, я всегда, из предосторожности, сохраняю каждое полученное письмо. Раскладываю по годам, чтобы легче было искать. – Бормоча под нос, он подвигал туда-сюда мышкой и постучал пальцем по клавиатуре. – Как там ее звали? Гвюдлёйг? Гвюдни? – Казалось, директор разговаривает с собой, но он вдруг вскинул голову и посмотрел на Хюльдара и Фрейю. – Я ее найду, только дайте мне пару минут. Может быть, даже отчет найду, хотя, разумеется, предоставить его вам не смогу… В любом случае вам нужно поговорить с ней. У меня такое чувство, что она уже имела дело с Трёстюром, когда тот был младше. На наш запрос социальные службы ответили не сразу, и задержка объяснялась тем, что та самая психиатр настояла, чтобы дело передали ей. Разумеется, она должна знать о пареньке больше, чем я. – Он снова повернулся к экрану. – Ну где же…
– Не спешите. Мы подождем.
Хюльдару и в самом деле спешить было некуда, как, похоже, и его спутнице. Когда он накануне связался с ней, она сразу же согласилась составить ему компанию. Поскольку теперь Фрейя даже не скрывала, что ей неприятно его общество, оставалось предположить, что согласилась она из профессионального интереса. Хюльдар пытался поймать ее взгляд, но она упрямо смотрела прямо перед собой. Он же не сводил с нее глаз, твердо решив доказать себе, что СДВГ у него никакого нет. Задача была не трудная: Хюльдар не только любовался красивым профилем Фрейи, но и получал немалое удовольствие, видя, как она ерзает под его взглядом.
– Ага! Вот он. – Директор оторвался от монитора. – Вы засекали время? Сколько прошло?
Хюльдар отвлекся от созерцания профиля спутницы.
– Э… нет. Но вы справились очень быстро. – Они определенно имели дело с человеком несколько эксцентричным; не таким эксцентричным, как его бывший ученик, Трёстюр Агнесарсон, но все же. Возможно, так сказывалась многолетняя работа с детьми, которых приходилось не только учить, но и воспитывать, имея в своем распоряжении довольно ограниченные средства для насаждения дисциплины. Хюльдар, наверно, спятил бы, если бы ему пришлось поддерживать общественный порядок, не опираясь на всю силу закона.
– Сольвейг Гюннарсдоттир – так зовут психолога.
