– Нет. В масонах я не состою и никогда не состоял. – Он откашлялся и пренебрежительно добавил: – Вы же шутите, да? Вы же не думаете, что человека убили вот так вот из-за того, что он – масон?
– Нет. Конечно, нет, – с ноткой раздражительности ответила Эртла. – Мы просто пытаемся обнаружить возможную связь между вами.
– Или удостовериться, что никакой связи нет, – улыбнулся Хюльдар, притворившись, что не заметил недовольный тон коллеги. – Вам стоит, пожалуй, знать – и это, возможно, послужит вам стимулом немного напрячься, – что несколько дней назад человек, привязанный к вашей машине, пребывал в похожей ситуации. Он утверждал, что ничего не знает. Мы поверили ему вместо того, чтобы сразу же снять показания, и оставили его в покое. И вот теперь он мертв. Возможно, вам опасность не грозит, но удостовериться не мешает. Согласны?
– Да кому нужно меня убивать? Я не сделал никому ничего плохого и… – Кольбейн не договорил. – Клянусь. Я ничего о нем не знаю.
Эртла достала из кармана фотографию Бенедикта Тофта и показала ее пациенту.
– Вот так он выглядел. В гараже вы видели маску смерти, лицо, искаженное болью. Сомневаюсь, что там его узнала бы собственная мать. Ну как?
Кольбейн взял карточку и с минуту внимательно всматривался в лицо на ней. Похоже, он и в самом деле искал что-то знакомое. Но Хюльдар заметил, что фотографию пациент держит так, чтобы полицейские не видели его лицо. Может быть, это вышло случайно…
– Нет. Клянусь, я определенно не видел его раньше. Хотя, конечно, здесь он уже не молод. Не исключаю, что мог сталкиваться с ним когда-то давно. Лицо обычное, ничего запоминающегося. – Кольбейн протянул фото Эрле. – Вы серьезно полагаете, что человек, привязавший его к моей машине, теперь нацелился на меня? – Его голос дрогнул от страха, а за страхом полыхнула злость. – Если я в опасности, почему палату никто не охраняет? – Показатели подскочили даже выше, чем раньше.
– У вас есть бензопила? – Хюльдар знал, что наилучший способ успокоить человека – это сбить его с толку неожиданным вопросом. В данном случае прием сработал.
– Бензопила? Что вы имеете в виду? Зачем мне бензопила?
– Ну, например, пилить деревья в саду. Так есть или нет?
– Конечно, нет. И деревьев у меня в саду тоже нет. Несколько кустиков, которые нужно время от времени обрезать, но, естественно, не бензопилой. Да я и пользоваться ею не умею.
– Хорошо. Тогда вы не станете возражать, если мы осмотрим ваш дом? – Мяч повела Эртла; наконец-то они заработали так, как и следует работать команде. Допрос – игра двоих, хотя другая сторона почти всегда одиночка. Из тех, кого они допрашивали, мало кто требовал адвоката.
– Вы хотите осмотреть мой дом? – И снова совершенно естественная реакция – удивление. Но верить ей на все сто не следовало. В конце концов, притворяться умеют не только профессионалы. Когда человека загоняют в угол, у него обнаруживается целый арсенал скрытых талантов, иногда даже физическая сила, о существовании которой они и не подозревали.
– Мы оставим всё в полном порядке, – заверил Кольбейна Хюльдар. – Ваша жена даже не заметит, что мы там были. А уж вы – тем более.
– Мне скрывать нечего. Но я не люблю, когда в моих личных вещах копаются посторонние. Нет, мне это совсем не нравится.
Эртла щелкнула языком и коротко улыбнулась.
– Не страшно. Обратимся за ордером. Люди обычно предпочитают обойтись без этого, чтобы не ходить к судье, но решать, конечно, вам.
Убеждать Кольбейна не пришлось. Да, они могут обыскать его дом, но только если дадут обещание не втягивать в это дело судью. Он заботился, что понятно, о своей репутации и не хотел бросать на нее даже малейшее пятнышко. Разумеется, служащему бухгалтерской фирмы не нужна такая реклама, как причастность к уголовному делу. Про себя Хюльдар отметил это слабое место Кольбейна.
Они продолжали расспросы, подходя со всех сторон, но ничего существенного так и не узнали. Образцовый гражданин, ведущий довольно унылое существование, никогда ничем не рискующий, осторожный и осмотрительный. Один из тех, кто каждое утро читает от корки до корки газету и неизменно находит в новостях нечто скандальное. Но он скорее умрет, чем оставит в онлайне свой комментарий или вообще позволит себе чем-то выделиться. Он пьет чай, в душе́ мечтая о кофе, с предубеждением относится к меньшинству, но никогда не высказывает свое мнение в компании. Неприязнь Хюльдара к Кольбейну не основывалась на чем-то материальном.
Эртла уже собиралась подняться, когда Хюльдар, не спуская глаз с пациента, задал последний вопрос.
– Вы знаете Йоуна Йоунссона?
– Йоуна Йоунссона? Возможно. Имя вполне обычное. – Никакой реакции. Кольбейн лишь едва заметно нахмурился, что бывает, когда человек пытается что-то вспомнить.
– Йоун Йоунссон. Недавно вышел из тюрьмы, отбыв срок за убийство маленькой девочки. Вы знаете его или как-то связаны с ним?
Кольбейн не ответил. Кадык над больничным халатом поднялся и упал. Он шумно вздохнул.
– Нет. Я не знаю никого с таким именем. Никого. – Но потемневшие щеки и устремившиеся вверх показатели на мониторе говорили о другом.
На этот раз вмешалась не Эртла. Дверь открылась, и решительно ворвавшаяся в палату медсестра заявила, что их время вышло, ей нужно осмотреть пациента. Взглянув на мониторы, она заторопилась еще больше. Кольбейн проводил детективов с явным облегчением, что подтверждалось и падающими показателями.
На пороге Хюльдар оглянулся. Линии на экранах вернулись к тому состоянию, в котором были на тот момент, когда они с Эртлой вошли в палату.
Мерзавец определенно знал Йоуна Йоунссона.
Глава 19
Тиканье часов на стене в офисе Сольвейг сводило Фрейю с ума. После всего выпитого накануне раскалывалась голова, так что даже поддержание разговора требовало постоянных усилий. Она так и не поняла до сих пор, что случилось и почему Хюльдар вдруг встал и ушел, когда ей наконец-то захотелось, чтобы он остался. Было бы, конечно, не очень приятно, переспав с ним, встречаться потом по работе. Но с другой стороны, решение приняла не она. Почему? Что с ним такое?
– Другими словами, он травмировал свою сестру? – Усилием воли Фрейя справилась с внезапно нахлынувшим желанием закрыть глаза, сложить на столе руки и опустить голову. – Когда ему было восемь лет? – Она немало удивилась, когда Сольвейг пригласила ее к себе в самом начале рабочего дня. Фрейя опоздала на полчаса и выглядела так, словно накладывала макияж на заднем сиденье машины, которой управлял стажер.
Вместо того чтобы сослаться на занятость и пообещать заглянуть позднее, когда станет легче, Фрейя пошла навстречу коллеге. И вот теперь ей приходилось притворяться, что всё в порядке, несмотря на чувство, будто голова вырастила новое сердце, бьющееся в унисон со старым.
– Да. Больше мы не встречались. – Сольвейг тоже выглядела не лучшим образом. Футболка под хипповатым платьем-сарафаном была надета наизнанку, демонстрируя ярлычок на шее. Коллега то ли спешила, то ли одевалась в темноте. Но зато украшения были на месте: браслеты, ожерелья и тяжелые серьги, оттягивающие мочки ушей на несколько миллиметров вниз. И как только такие носят? – Не помню, как именно это случилось – а может, и не знала никогда, – но девочка потеряла два пальца. Или три. Точно не помню. Она провела какое-то время в больнице, в тяжелом, опасном для жизни состоянии.
