– Это неважно, если вы его не знаете. А как насчет Бенедикта Тофта?
– Да кто же они такие? Почему я должна их знать? Разве у меня нет права знать, с кем вы пытаетесь меня связать? – Ни Эртла, ни Хюльдар не ответили, и Дагмар с презрительным выражением откинулась на спинку кресла. – Я же могу запросто найти их в интернете. Вы в каком веке живете?
– Мы не можем вам помешать. Поступайте, как сочтете нужным. – Хюльдар тоже подался назад. Ничего интересного в ее реакциях он не заметил – лишь вполне понятное недовольство и возмущение.
– Ну что ж. – Эртла посмотрела на Хюльдара. – Хочешь еще о чем-то спросить?
– Нет.
– Мне можно сказать пару слов, пока вы еще здесь? – Дагмар уже не пыталась скрыть гнев. Ее глаза сузились, лицо напряглось, скулы обозначились еще рельефнее. – Никогда, никогда не вызывайте моего бывшего мужа. Он не имеет ко мне никакого отношения. Абсолютно никакого. Мы развелись десять лет назад, и я не могу успокоиться из-за того, что вы имели наглость втянуть его в это. Стыдитесь. Как бы вы себя чувствовали, если б вашего бывшего призвали, чтобы увести вас из полиции? Когда вы на дне?
Они согласно кивнули. Ответить не пожелал никто, но Хюльдар, чувствуя себя более виноватым, чем Эртла, счел своим долгом высказаться за обоих.
– Мы можем только принести свои извинения.
Дагмар бросила на него сердитый взгляд, не выказав ни малейшего желания простить.
– Мы закончили? Сегодня я сыта полицией по горло. На всю жизнь хватит.
Хюльдар подумал, что еще никогда не встречал человека, в котором бушевало бы столько негативных эмоций: ярость, гнев, ненависть, мстительность и злоба. Единственным более мягким чувством, жившим в ее груди, была скорбь. Глубокая, неутихающая скорбь, источник все прочих чувств. Интересно, не в таком ли состоянии пребывал и ее бывший муж? Неужели потеря ребенка и его лишила всех удовольствий?
Направляясь к выходу, Хюльдар бросил взгляд в спальню, дверь в которую была слегка приоткрыта. Комната была большая, кровать аккуратно убрана. Но его внимание привлекло не это, а стены, от пола до потолка увешанные фотографиями в рамках. Фотографиями девочки, запечатлевшими ее в разном возрасте. Наверное, это была Вака. И хотя он шел слишком быстро, чтобы рассмотреть как следует, была среди них и свадебная фотография Дагмар и Орри. Теперь ему стало ясно, кто от кого ушел. С убийством дочери эта женщина лишилась всего, что было ей дорого: семьи, ребенка и мужчины, которого она любила. Йоун Йоунссон был в ответе за слишком многое.
Глава 21
Хотя за окном была пятница, Хюльдар чувствовал себя так, словно в этой убогой квартирке задержался вторник. Или вторник был здесь всегда. И никаких пятниц, никаких уик-эндов. Ни праздников, ни каких-то других особенных дней, которые нарушили бы однообразный ход жизни. Задернутые шторы не позволяли жидкому дневному свету просачиваться и портить картинку на большом плоском телеэкране. Несмотря на свои огромные размеры, телевизор выглядел дешевой моделью. Угадать, кто несет ответственность за его покупку, не составляло труда: именно Трёстюр более всего походил на человека, ставящего размер выше качества. С другой стороны, мать и сестра, скорее, принадлежали к тому типу людей, которые бесконечно раздумывают над возможными покупками, взвешивают, стоит ли вещь своих денег и в конце концов решают вообще ничего не покупать. Хюльдар также заметил, что, в отличие от него, в этой семье предпочитают ремонтировать сломанные вещи. Свидетелями духа бережливости были две склеенные фарфоровые фигурки на кофейном столике, хотя тот, кто занимался склейкой, сделал свою работу не слишком аккуратно: получилось кривовато, кое-где виднелись застывшие капли клея. Детектива так и подмывало прихватить, уходя, статуэтки и выбросить их в мусорную корзину.
Второй визит резко отличался от первого. В прошлый раз Хюльдар и Фрейя едва успели сесть, как им указали на дверь; теперь же они провели в квартире намного больше времени, хотя так и не смогли получить ответы, за которыми пришли. Фрейя нервничала и постоянно поглядывала тайком на входную дверь. Но с Трёстюром проблем не возникло, хотя ни вежливостью, ни гостеприимством он так и не отличился. Когда мать, Агнес, попыталась предложить гостям кофе, он прикрикнул на нее так, что она моментально поникла и теперь, словно наказанная, молча сидела между детьми на софе.
О посещении договорились быстро. Эртла хотела, чтобы кто-нибудь выяснил, получала ли семья известия о Йоуне Йоунссоне, который буквально исчез с лица земли, как весной исчезает снег в придорожных канавах. Хотя все трое оборвали связи с ним, полиция считала, что он может попытаться дать знать о себе, возможно, надеясь, что его простят теперь, когда он понес наказание и в придачу нашел путь к Иисусу. Также Хюльдара интересовали вещи, на которых могли сохраниться отпечатки пальцев Йоунссона, поскольку в полиции не могли полагаться единственно на показания Дагмар, утверждавшей, что убийца ее дочери жив и имеет при себе обе руки. И, наконец, детектив рассчитывал добиться от Трёстюра объяснений по поводу указанных в письме инициалов, хотя и сомневался, что молодой человек станет обсуждать этот вопрос в присутствии матери и сестры. Не надеясь на успех, Хюльдар решил вызвать Трёстюра повесткой для официального допроса.
Позвонив, чтобы договориться о встрече, Хюльдар предложил два варианта: либо они приходят в участок – в случае, если не явятся добровольно, за ними пришлют машину, – либо полицейские придут к ним сами. Ответивший на звонок Трёстюр выбрал второй вариант.
Эртла согласилась поручить это задание Хюльдару, поскольку ей самой предстояло доложить начальству о ходе расследования. Отложить доклад она не могла бы, даже если б ей пришлось явиться в больничном халате и с капельницей в руке. Впрочем, теперь, когда расследование сдвинулось с мертвой точки, Эртла чувствовала себя увереннее и признаков страха не выказывала. Сыграл свою роль и ловкий ход Хюльдара, намекнувшего на то, что присваивать себе честь установления связи между убийством Бенедикта Тофта и Йоуном Йоунссоном он не собирается. Впрочем, Хюльдар не сомневался, что, если след приведет в тупик, ответственность за неудачу будет возложена на него самого.
Об этом Хюльдар сейчас не беспокоился. Он привык разбираться с проблемами по мере их возникновения и не понимал, какой смысл тревожиться заранее. Если что-то и омрачало его мысли, то это неизбежный разговор с Фрейей. Привычные для пятницы «пробки» задержали их в пути, так что они едва успели обменяться несколькими словами, прежде чем войти в здание и подняться по лестнице. Спеша избежать неловкого разговора, они так торопились, что несколько раз толкали друг друга. Теперь Хюльдар уже сожалел, что не задержался, чтобы объясниться и поставить в этом деле точку.
– Итак, никто из вас не видел Йоуна после освобождения и ничего о нем не слышал. – Троица на софе покачала головой. – Я бы хотел, чтобы каждый из вас отвечал за себя. Начнем с вас, Сигрун. – Пока они поднимались, Фрейя успела предупредить Хюльдара, чтобы он ни в коем случае не называл Йоуна Йоунссона их отцом. В данных обстоятельствах это слово было бы совершенно неуместным. Также она посоветовала не спрашивать у брата и сестры, издевался ли отец над ними, когда они были детьми. Делать это лучше в приватном разговоре в полиции, но не в доме. – Сигрун?
