Эртла принялась зачитывать список, но Хюльдар уже не слушал.
– Я – за. – Он проголодался и отказаться от пива просто не мог. Может быть, удастся восстановить отношения с коллегами – по крайней мере, с некоторыми… В таком случае время будет потрачено не зря.
* * *
Через три часа Хюльдар все еще был в пабе. Они устроились за одним большим столом, середину которого украшали остатки пиццы. От первого пива перешли ко второму, и оно никак не кончалось. Разговаривали громче, смеялись несдержаннее и вели себя словно говоря: пусть весь мир летит ко всем чертям.
С каждым кругом отношения понемногу, по чуть-чуть возвращались к тем, какими они были до его временного продвижения. Музыка звучала приятнее, чем в самом начале, когда они только пришли, разговоры пошли интереснее, и когда кто-то подхватывал знакомую мелодию, уже не он один присоединялся к безголосому певцу или громко барабанил пальцами по столу.
Все сошлись на том, что отрываться надо почаще, а вскоре уже было решено, что отныне так будет каждую пятницу. И даже те, у кого была семья, согласились с этой чудесной идеей. Дальше случилось неизбежное. Компания начала разбиваться по парам, а пары – обмениваться комплиментами и номерами телефонов, чтобы поддерживать вновь обретенную дружбу.
Официант доставил поднос с пивом, побуждая к очередному раунду веселья.
Все подняли стаканы и выпили за что-то новое, чего никто толком не понял, даже тот, кто предложил тост. Зазвенело стекло, пена выплеснулась на стол, но никто этого не заметил, а если кто-то и заметил, то подтирать не стал.
Сидевшая рядом с Хюльдаром Эртла вдруг оказалась ближе, чем в начале вечера, и он не только не возражал, но и положил руку на деревянную скамью у нее за спиной. Она тоже не возражала, и это еще мягко сказано, и когда ее рука оказалась на его бедре, он ничуть не удивился, а воспринял этот жест как совершенно естественный. Потом та же самая рука переместилась туда, где ей и было самое место.
Хюльдар погладил ее, давая понять, что ничего не имеет против, хотя ей уже вряд ли требовалось его согласие.
А потом повернуть назад было уже поздно.
Глава 24
С одной стороны, Кольбейн чувствовал себя лучше, с другой – намного хуже. Он пребывал в состоянии отупелой отстраненности, являвшейся, скорее всего, затянувшимся пост-эффектом тех болеутолящих, которыми его пичкали последнее время. Не забыть бы напомнить врачам, чтобы дали этих таблеток с собой… Самое главное, он испытывал ощущение полного комфорта; все тревоги и беспокойства, омрачавшие мысли с тех пор, как тех двух детективов выпроводили из палаты, представлялись теперь надуманными и мелочными. Пока полиция не арестовала типа, который привязал к его машине того бедолагу в подземном гараже, ему самому лучше бы оставаться в этом приятном состоянии. По крайней мере жена, Хейда, была бы рада. Она спросила, не обидится ли он, если она со всем своим швейным кружком отправится на запланированный уик-энд в Лондон. И это притом что он сам был еще не в лучшей форме.
Не в лучшей форме.
Вот так-то. Он здесь, приходит в себя после сердечного приступа, а она, вместо того, чтобы нянчиться с ним, махнула с подругами за границу. И даже не соизволила прийти с новостями в больницу, а просто сообщила по телефону. Но, понимая умом ее бессердечие и эгоизм, Кольбейн не находил в себе, за завесой опиатов, и толики досады или злости. Поговорив с ней, он лишь улыбнулся как идиот, признавая нелепость самого факта существования их брака.
Не забыть бы сохранить рецепт этих чудодейственных таблеток…
Ни в шкафчике, ни на безобразной прикроватной тумбочке ничего не осталось. Все вещи, кроме той одежды, в которой он был, поместились в пластиковый оранжевый чемоданчик, с которым и заявилась Хейда, когда нашла наконец время, чтобы навестить мужа в больнице. Кольбейн лежал на кровати в полусонном состоянии и плохо соображал, что происходит. На протяжении всего визита Хейда жаловалась на жизненные обстоятельства и не обращала внимания на мужа. Он же, одурманенный таблетками, не нашел сил указать на оранжевый чемоданчик, который она бесцеремонно бросила ему на живот. Прощаясь, Хейда наклонилась и, как престарелая тетушка племянника, поцеловала его в лоб, не удосужившись снять чемоданчик.
Когда Кольбейн очнулся после короткого сна, вещи уже висели в шкафу, зубная щетка и паста стояли в стеклянном стаканчике у раковины, а планшет лежал на тумбочке. Батарея разрядилась, а жена то ли позабыла, то ли не потрудилась принести зарядное устройство. То же относилось и к телефону, лежавшему поверх компьютера.
Опираясь на кровать, Кольбейн медленно опустился на стул. Только в таком положении ему удалось надеть и зашнуровать ботинки. Справившись со шнурками, он выпрямился и с опозданием обнаружил, что носки у него разные. Под густой пеленой дурмана шевельнулось возмущение. Неужели носки – это что-то такое, о чем нужно предупреждать заранее? А белье? Как можно все перепутать?
Но задерживаться на размышлениях о безобразном поведении жены Кольбейн не стал, а направил мысли на кое-что приятное. В частности, на тот факт, что генеральный директор компании лично позвонил на сестринский пост и поинтересовался его здоровьем. Молоденькая медсестра, принеся таблетки, передала ему пожелания скорейшего выздоровления. Внимание шефа подняло настроение и заменило всякие лекарства. Обычно он замечал Кольбейна лишь при встрече в коридоре, когда общение ограничивалось кивком. В тех же редких случаях, когда шеф обращался к нему с какими-то словами, выяснялось, что он всего лишь принял Кольбейна за кого-то из коллег. Речь всегда шла об одном и том же. Детей у них с Хейдой не было, но сын одного из управляющих играл в сборной Исландии. Поскольку Кольбейну и в голову не приходило указывать шефу на ошибку и тем самым ставить его в неловкое положение, он отделывался общими словами и при первой же возможности смывался.
Закончив с приготовлениями, Кольбейн похлопал себя по коленям, оперся о подлокотники стула и поднялся. Задерживаться в палате не имело смысла. Его выписали: больница напоминала отель в разгар сезона, и о том, чтобы позволить ему остаться, не могло быть и речи, как бы он ни умолял. За дверью уже ожидал, сидя в каталке, следующий пациент.
С чемоданчиком в руке Кольбейн прошаркал в коридор. Претендент на его место посапывал, открыв рот, в каталке. Не считая этого, все было тихо и спокойно. Наступил вечер, и другие пациенты уже спали после приема лекарств, которые раздавались, как сладости. Может, попросить добавить что-нибудь к рецепту? Если он собирается выйти в понедельник на работу, то за уик-энд нужно как следует выспаться. Хотя нет, лучше помолчать. Когда Кольбейн утром обратился с такой просьбой к врачу, тот высказался против, порекомендовав отдохнуть пару недель. Но такое невозможно. Он обязан выйти на работу хотя бы для того, чтобы положить конец слухам. В офисе, конечно, все только о нем и говорили, но его это не трогало.
Кольбейн остановился у стеклянного закутка, в котором, склонившись над бумагами, сидела дежурная сестра. Поначалу она не заметила его и, только когда он постучал по стеклу, подняла голову и улыбнулась.
