– Я не выпущу Трёстюра, пока он не скажет нам, где дети, и готова, если понадобится, просидеть с ним всю ночь.
– Согласен.
Они поспешили вниз, но уйти далеко не успели – офицеры отозвали Эртлу на пару слов. Хюльдар отошел в сторону и ждал, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу и поглядывая на Айсу, измученную слезами мать похищенных детей, которая сидела, опустив голову. В то время, когда Трёстюра везли в участок, женщина позвонила в службу экстренной помощи и сообщила, что ее детей похитили. Служба прислала за ней полицейскую машину, так как женщину выбросили на обочине дороги в Квальфьёрдюре, без телефона и сумки, и звонила она с ближайшей фермы.
В участке Айса сорвалась окончательно: то рыдала, то кричала на полицейских, требуя, чтобы те нашли ее детей. На щеке и обеих руках у нее были видны уродливые ссадины, из затылка сочилась кровь. Но она не жаловалась и, похоже, даже не подозревала о своих травмах.
Когда им наконец удалось успокоить ее и выслушать, весь участок пришел в замешательство. Порядок приоритетов внезапно изменился; они бросились в гонку со временем, чтобы найти двух маленьких детей, прежде чем случится что-то ужасное. Убийца уже показал, что способен на немыслимое, и было бы наивно полагать, что возраст похищенных заставит его остановиться. Полиция попыталась связаться с их отцом, Торвальдюром, и, потерпев неудачу, пришла к выводу, что он также похищен, поскольку, по словам его бывшей жены, преступник пользовался его машиной и телефоном.
Айса рассказала, что ее обманом заставили сесть в машину бывшего мужа. Она посадила детей на заднее сиденье и получила удар по голове, когда пристегивала их ремни безопасности.
Когда она пришла в сознание, машина мчалась сквозь тьму. Руки и ноги ей связали, а на голову натянули балаклаву, так что она почти ничего не видела. Водитель, поняв, что пленница приходит в себя, остановил машину и вытащил ее на дорогу, после чего умчался. Описать нападавшего Айса не смогла, но предположила, что человек, вытащивший ее из машины, либо женщина, либо мужчина с маленькими руками. Пока полиция исходила из предположения, что похитительница – Сигрун. Не имея прав, она научилась водить, а ее мягкие и робкие манеры маскировали совсем другую личность.
Эртла, закатывая глаза, наконец отошла от своих боссов. Не говоря ни слова, они вместе спустились вниз, в комнату, где ждал Трёстюр. Распахнув дверь, Эртла ворвалась в комнату, выдвинула один из стульев и села напротив.
– А теперь ты нам все расскажешь. Выбора у тебя нет. – Она бросила на стол ксерокопию письма, которое он написал десять лет назад. – Кто есть кто в этом твоем списке? Начнем с этого. Кто все еще в опасности?
Хюльдар занял соседний стул и посмотрел на Трёстюра. Тот выглядел уставшим, поникшим и растерявшим всю свою дерзость и самоуверенность. Под глазами у него проступили темные круги.
– Можно воды?
– Нет. – Эртла не только приказала не позволять Трёстюру спать; ему не давали есть и пить и даже не разрешили сходить в туалет.
– Вы не имеете права. Я умру без воды.
– Ты ничего не получишь. Не нравится – жалуйся в «Эмнести»
[14].
Прием был, конечно, жестокий, но необходимый в данных обстоятельствах. Существовали и другие, еще более беспощадные методы, которые они могли использовать, чтобы заставить его говорить, и исключать их применение было нельзя.
– А пока вспоминаешь имена, можешь сказать мне, куда твоя сестра увезла детей. Скажешь – получишь немного воды. Не скажешь – не получишь.
Трёстюр поднял глаза и с неподдельным удивлением уставился на Эртлу.
– Каких еще детей?
– Детей Торвальдюра Сваварссона. Твоя сестра похитила их и куда-то увезла.
– Я уже сказал вам, что понятия не имею, кто такой Торвальдюр Сваварссон. Клянусь, я говорю правду. И Сигрун их не похищала. Она просто ушла куда-то – с ней такое бывает; исчезает время от времени, когда ей плохо. Но только ненадолго – ходит или что-то в этом роде. Клянусь, она не увозила никаких детей.
– Мы не вчера родились, Трёстюр. – Протянув руку через стол, Эртла схватила его за подбородок. – Мы знаем, как эти люди связаны с тобой и твоей сестрой; мы знаем, как они обошлись с вами, когда вы были детьми. Да, они виноваты, но твоя кампания мести – это полное безумие. Вы двое ничем не лучше тех, кто поступил несправедливо с вами. – Она так резко отпустила его, что голова Трёстюра качнулась назад. – Где они?
– Клянусь, я ничего не знаю ни о каких детях. Я не знаю Торвальдюра. Его нет в списке.
– Неужели? – Эртла откинулась на спинку стула. – Ну, и что это за люди? И что это за список? Мы знаем, что среди жертв был судья Ингви, но его здесь нет. А что насчет Торвальдюра? Ты добавил кого-то позже? И что, будут другие?
Трёстюр посмотрел на фотокопию.
– Детей похищать не предполагалось. Этого не должно было случиться.
Хюльдар протянул руку через стол и ткнул пальцем в инициалы.
– Кто они, Трёстюр? Поможешь нам сейчас, и к тебе отнесутся снисходительно. Но если дети пострадают, тебе, считай, крышка. Попадешь в тюрьму – получишь клеймо на всю жизнь. Прямо как твой отец. Хочешь пойти по его стопам? – Хюльдар убрал руку. – Это маленькие дети. Они не виноваты, что система плохо обошлась с вами. Если у тебя есть хоть капля совести, скажи нам, где они.
– Я вам уже сто раз говорил – не знаю. Просто не знаю.
– Ладно. Допустим, что не знаешь. Но ты знаешь, кто их забрал.
Воцарилась тишина. Хюльдар и Эртла изучали макушку Трёстюра, пока тот внимательно изучал список. Потом он выпрямился.
– «БT» – это Бенедикт Тофт. Изучал право с этим ублюдком, моим так называемым дедушкой. Он согласился ускорить рассмотрение дела, чтобы обвинение потерпело полное фиаско. Оказал одолжение старому приятелю, который не выдержал бы скандала, замешанного на педофилии.
«K» означает Кольбейн. Я не смог вспомнить его патроним, когда писал. Он работал в муниципалитете Хапнарфьёрдюра и проследил за тем, чтобы социальная служба дала хороший отчет о нашем доме. В благодарность за это дедушка воспользовался своими связями, чтобы ему дали работу в бухгалтерской фирме, в которой он имел долю. «С» – Сольвейг, ее патроним я тоже не помнил. Она была психологом и предала Сигрун: сказала суду, что у моей сестры чрезмерно богатое воображение, хотя знала, что это чушь собачья. Раньше она так же поступила со мной. В награду получила выгодный контракт с муниципалитетом. Больше всего меня бесит, что ее не турнули. Мерзкая сука. – Сказав это, Трёстюр поднял голову; выражение его лица не оставляло сомнений в том, что он имел в виду именно это. – Ну и «Э» – судья.
– Ингви пишется иначе. С буквы И.
– И что? Это не тест по орфографии. Этот кусок дерьма предал меня и мою сестру в обмен на обещание дедушки замолвить за него словечко при назначении на должность судьи Верховного суда. Для него все кончилось хорошо; а вот для меня и Сигрун не так хорошо. И для Ваки тоже. Не забывайте про нее.
