– Мы не забыли. – Эртла указала на фотокопию. – А как насчет «ПВ»?
– Вальди. Полицейский Вальди.
– И кто такой полицейский Вальди?
– Тот, к которому я ходил просить о помощи.
– Когда ты просил его о помощи? Нам сказали, что все началось, когда Сигрун рассказала об этом в школе.
– Раньше. До этого. Намного раньше. Когда Сигрун было четыре, а мне восемь. – Трёстюр снова опустил глаза. – Когда наш мерзкий папаша начал проявлять к ней интерес. Я ему надоел. – Он замолчал, медленно вдохнул, шмыгнул носом. Ни Эртла, ни Хюльдар не прерывали его; оба пытались осознать весь ужас событий, о которых они вроде бы знали всё, а на самом деле, как теперь им казалось, не имели ни малейшего представления. – Я решил пойти в полицию. Полицейские же должны арестовывать преступников. Это было в декабре, за день до того, как школа ушла на рождественские каникулы. Я пошел в участок. Было страшно, но я твердо решил спасти Сигрун. Полицейский, с которым я разговаривал, представился Вальди. Он отвел меня в сторону, и я рассказал ему всю историю. Впервые в жизни рассказал кому-то, что со мной случилось. Он слушал, и я подумал, что мы двое поедем домой на его полицейской машине и арестуем моего отца. Но этого не произошло. Он сказал, что сначала они должны провести расследование, и спросил, может ли кто-нибудь забрать меня на время. Я назвал ему имя деда, потому что, конечно, не хотел, чтобы пришел кто-то из родителей. Пришел дедушка, и они с Вальди о чем-то разговаривали. Дед отвез меня домой и сказал, что я должен научиться держать язык за зубами и не возводить напраслину на человека, который ничего, кроме добра, мне не сделал.
Он все рассказал отцу. В тот вечер папаша отделал меня так, как никогда раньше.
От Валди я больше ничего не слышал. И ни о каком расследовании не слышал. Дед сказал мне позже, что договорился с копом и проследил, чтобы он молчал. Валди изучал право в университете, и дед обещал устроить его на хорошую работу, как только он получит квалификацию. Обещание он, должно быть, сдержал, потому что Валди ничего никому не сказал. Ни на первом суде, ни на втором. Вот так вот.
– И ты ни с кем больше не разговаривал? С учителем, с доктором, с матерью? Вообще с кем-то взрослым? – Хюльдар постарался сохранять нейтральный тон. Как бы ни было трудно, момент явно не годился, чтобы проявлять к бедняге жалость.
Трёстюр поднял глаза. В них снова вспыхнули ярость и ненависть.
– Эй, мне было восемь лет. Я был еще достаточно глуп и думал, что копы – это люди, к которым нужно обращаться за справедливостью. После того как они предали меня, идти мне больше было некуда. Мама была полностью под каблуком этого жестокого ублюдка и не хотела ничего замечать. Я пытался говорить, но она не слушала. Только шикала да оглядывалась, боясь, что он услышит. И тогда я сделал то, что считал единственным выходом. Сбежал с Сигрун.
– Думаю, далеко вы не ушли.
– Мы прошли чуть дальше алюминиевого завода. Я пытался попасть в Кеплавик. Думал, мы можем сесть в самолет и улететь за границу. Но стояли морозы, поднялся ветер и пошел снег. Мы чуть не умерли от холода. Сигрун отморозила пальцы, потому что у меня не хватило ума взять рукавички. Кто-то заметил нас и спас. Но было уже слишком поздно. Сигрун пришлось ампутировать два пальца.
Ее отвезли в больницу, а за мной приехал дед. В машине он так сильно пристегнул меня ремнем, что у меня кровь пошла из глаза. Но никто даже не спросил, что случилось. Меня отправили к психологу – к этой суке Сольвейг, – и она почти все время пыталась убедить меня, что я все вообразил или выдумал. Что я из хорошей семьи и должен быть благодарен. – Трёстюр замолчал, скрипнул зубами и зарычал от ярости: – Я ненавижу ее! Хочу, чтобы она первой получила свое, а не вышла сухой из воды.
– Не выйдет. – Теперь Хюльдар понимал ненависть и даже жестокость убийств. Это не оправдывало преступления брата и сестры, но было все же лучше, чем если б они руководствовались чистым садизмом. – Она ответит, я вам это обещаю.
– Ну конечно, – встряхнулся Трёстюр. – Только я тебе не верю.
– Мы выйдем на минутку. – Эртла поднялась. – Сейчас вернемся.
Трёстюра оставили одного. Хюльдар ожидал, что ему устроят выволочку за невыполненные обещания, но на этот раз обошлось.
– Полицейский Вальди – это, должно быть, Торвальдюр, – сказала Эртла. – После того как в его саду нашлись те ноги, я посмотрела биографию. Оказывается, он начал работать в прокуратуре сразу после окончания учебы, что довольно необычно. Во время учебы в университете он временно сотрудничал с полицией, помимо прочего в Хапнарфьёрдюре. Вот как он связан с этим, а не через прокуратуру. – Она нахмурилась. – Одного не понимаю. Трёстюр был очень убедителен, когда клялся, что не знает Торвальдюра Сваварссона; поквитаться он собирался с полицейским Вальди. Значит, напасть на Торвальдюра не мог. – Ответа Эртла, по-видимому, не ожидала, потому что продолжила, все более и более раздражаясь: – Одно с другим не сходится. И что, черт возьми, нам делать, если выяснится, что он не замешан? Мне плевать на Торвальдюра, но я хочу найти его детей. Живыми и здоровыми. – На лбу у нее прорезались две глубокие морщинки.
Зазвонил телефон. Эртла взглянула на высветившийся номер и ответила. Хюльдар слышал мужской голос и ее краткие ответы. Потом, дав отбой, она сказала:
– Сигрун нашли.
– Где?
– Следившие за домом полицейские увидели, что она вернулась, и задержали ее. Сейчас везут в участок. Утверждает, что была в кино. Прогулялась, зашла в книжный магазин, потом отправилась в кино.
– Это так?
– Подтверждение еще не получено. Мне это не нравится. Нисколечко. – Эртла медленно выдохнула и взяла себя в руки. – Дай ему воды и продолжим.
Хюльдар не возражал и, взяв на кухне самый большой стакан, наполнил его и вернулся в комнату для допросов.
Эртла уже сидела на своем месте напротив Трёстюра и заговорила, когда Хюльдар вошел.
– Итак, теперь мы знаем, что стоит за всеми этими зверствами. Но остается вопрос: где дети Торвальдюра? Дети полицейского Вальди?
– Клянусь, я не знаю. – Трёстюр потянулся за стаканом с водой, но Хюльдар отступил.
– Попробуй еще разок. Кто их взял? Сигрун?
– Нет. Ни Сигрун, ни я. Это не список тех, которых я собирался убить. Не говоря уже о тех, убить которых собиралась она.
– Тогда, черт возьми, что это такое? – Эртла схватила листок бумаги и потрясла им перед носом Трёстюра.
– Это те люди, кого собираются убить родители Ваки. – Трёстюр вцепился взглядом в стакан с водой. – Теперь мне можно выпить?
Хюльдар протянул ему стакан.
Глава 33
Места в памяти телефона Фрейи не осталось. Она сделала множество фотографий Саги для брата в надежде, что хотя бы одна из них получится как надо, но кроха обладала особой способностью отворачиваться или закрывать глаза ровно в тот момент, когда Фрейя делала снимок. На тех же немногих фотографиях, которые не были размыты, присутствовало то самое, хмурое выражение лица.
