– Он больше не приходил? – успокоившись, спросил он.
Изображение камеры выхватило шастающего в поисках крошек от печенья по постели Ронни.
– Нет.
Надеюсь, прозвучало не так печально, как в моих мыслях.
– Ты переживаешь, – скорее заключил, чем спросил Алекс.
– Вовсе нет.
– Еще одна попытка мне солгать.
– Блин, да это не ложь, я на самом деле совсем не думаю о нем!
– Вот ты и проговорилась.
Как бы мне хотелось, чтобы он был менее проницательным.
– Не-е-ет! – Я накрыла лицо подушкой.
– Золотце, твои красные щечки видно даже на финской границе!
– Черт, – простонала я.
– Брось, я тебя не задираю. Нормальная ситуация, – успокоил меня Алекс. – Скажи, он хоть стоит того?
– В смысле? – Я выглянула из-за подушки.
– Он хорош собой?
– Чертовски. – Мои щеки стали пунцовыми.
– Я не разбираюсь в мужской красоте, но если судить по тому, что твои щеки полыхают уже ярче сигнальных огней, то он действительно очень даже хорош.
– Увы.
– Тогда понятно, почему ты переживаешь, что он не звонит.
– Он и не обязан, – расстроенно произнесла я. – Мы говорили всего дважды, а вокруг столько красивых девочек. – Подумала и добавила: – Нормальных красивых девочек.
– Хочешь сказать, что ты НЕ нормальная? – возмущенно прильнул к экрану мобильного Алекс.
– Ты понимаешь, о чем я.
– Дорогуша, да я считаю тебя нормальнее остальных! – нахмурился друг.
Увлажняющая маска пошла складочками у него на лбу.
– Алекс, ты знаешь, что именно я имела в виду. Кругом полно полноценных девушек его возраста. С чего бы ему таскаться с инвалидом?
– Считаешь, ты недостойна любви из-за этого?
Не из-за этого.
Я положила подушку под голову, вздохнула и закрыла глаза. Пожала плечами. Алекс ждал, а я ощущала на себе его нетерпеливый взгляд.
– Согласись, что мне сложнее в этом плане, – тихо сказал он. Алекс почти никогда не сознавался в собственной слабости, и ему трудно было говорить об этом. – Ухаживать за девушкой с ограниченными возможностями – это почти то же, что ухаживать за любой другой. А вот от мужчин всегда ждут силы. Так принято. Это складывалось веками. Как думаешь, понравится ли кому-то молодой парень, чередующий покатушки на инвалидном кресле с ковылянием на костылях? Парень, который с трудом может поднять свой зад по лестнице без посторонней помощи? Кто-нибудь полюбит его?
– Алекс… – Я открыла глаза и посмотрела на него с сожалением.
В его взгляде не было ни ярости, ни обиды. Он уже давно примирился с положением дел.
– Про тебя я в курсе, Романова. Ты давно и тайно влюблена в меня, но у тебя нет никаких шансов.
Я рассмеялась.
– Я очень люблю тебя, – прошептала я и послала ему воздушный поцелуй. – Кривляка.
Он расплылся в улыбке.
– Никто не заглядывает так глубоко, чтобы обнаружить в человеке внутреннюю силу. Все видят твое бренное тело и стараются обходить стороной.
Алекс сказал это с такой интонацией, с какой врачи обычно выносят приговор.
– Это не значит, что ты должен закрываться ото всех, сторониться людей, проводить вечера с сериалами или за разговорами со мной.
– Но так спокойнее. Нет надежд – нет разочарований. – Он провел пальцами по волосам.
– Жизнь без разочарований пресна, – возразила я.
Мне было обидно за друга. Уж кто-кто, а Алекс точно достоин любви. И в отличие от меня он от природы был награжден неординарной внешностью и слепящей харизмой. Да что там, девчонки, подписанные на его блог, сходили с ума, забрасывая его любовными посланиями, но Алекс никому не отвечал.
– Может, ты и права. – Он подложил руку под голову, лег удобнее и уставился куда-то поверх экрана. – Но это тяжело. Ты абсолютно готов к любви, но при этом точно знаешь, что у тебя никогда ее не будет. – Алекс нацепил на лицо неизменную улыбку и взглянул на меня: – Лучше не думать об этом совсем!
Но я думала.
Не планировала, что однажды в моей жизни случится Мика. Что мы встретимся, что он понравится мне, что я буду вспоминать наши разговоры, представлять нас вместе, думать о нем…
– Давай лучше поговорим о тебе. Значит, этот финн тебе нравится?
– Не то чтобы нравится… – кашлянула я.
– Умоляю тебя.
Мы рассмеялись.
Смех в компании друга – лекарство. Причем неважно, над чем вы смеетесь – над своими радостями или печалями. Смех дает выход эмоциям и потому исцеляет.
Мне действительно стало легче.
Алекс сел, засунул Рональда обратно в клетку и внимательно посмотрел на меня.
– Красивые парни – как места на парковке. Лучшие всегда заняты, а те, что остались, – только для инвалидов.
Я покатилась со смеху.
– О чем ты? – спросила, держась за живот.
– Думаю, нужно брать его тепленьким. Пока никто другой не позарился.
– Что ты… – Я успокоилась и села. – Я так не могу. Я вообще ни о чем таком даже не думала.
– Ты не можешь подойти к парню первой?
– Нет!
– Боже, что за предрассудки? – Алекс сморщил нос.
– Я не хочу навязываться.
– Фу, Романова, ты так отстала от жизни!
– Если бы я была ему интересна, он бы сам нашел повод увидеться.
– Да парню попросту некогда. Он только переехал, подал документы в новую школу, а там на него свалилась куча головняков, плюс скоро экзамены! Думаешь, легко переезжать на новое место в конце учебного года, а?
Об этом я, если честно, не думала.
– И все равно мне неловко подкатывать к нему первой.
Алекс упал на подушку и заржал.
– Что? – непонимающе нахмурилась я, глядя, как он корчится и заливается смехом. – Да что такое?!
– Подкатывать, – просипел друг, продолжая хохотать.
– Ну тебя, – отвернулась я.
И не удержалась – тоже начала смеяться.
Мы ржали до слез. Потом немного успокаивались, смотрели друг на друга и снова покатывались со смеху.
– Прекрати! – умоляла я.
Но Алекс так забавно прихрюкивал, что у меня не было шансов прийти в себя.
Когда мы наконец устали и больше не могли выдавить из себя ни капли смеха, он стянул с лица маску, бросил ее куда-то в сторону, а затем посмотрел на меня.