За парковкой, в тени деревьев, устроились Эмилия и ее подружки. Судя по дыму, гуляющему среди ветвей, – курят. Впервые мне не хочется сделать вид, что я этого не слышала: мне обидно за Оливию, хочется вступиться за нее.
– А ты? Что пялишься?! – взвизгивает брюнетка.
Между нами метров двадцать. Я не отвожу глаз. Жду, что они бросят сигареты и ринутся к нам. Но девочки не спешат. Подружки смотрят на Эмилию в ожидании команды, а та продолжает сверлить меня взглядом.
– Поехали, – произносит Оливия, отстегивая велосипедный замок.
У королевы класса не хватает духа, чтобы устроить стычку прилюдно. Все ясно.
– Поехали, – затравленно повторяет подруга.
Я неспешно отстегиваю замок, закидываю сумку на плечо и сажусь. «Ну же, крикни что-то еще, и получишь этой сумкой по голове». Во всей моей позе решимость и дерзость, во взгляде – вызов. Но Эмилия отводит взгляд первой: держится расслабленно, старается казаться отрешенной. Очевидно, переводит разговор с подругами на другую тему. Возможно, говорит про нас гадости, потому что они смеются.
Плевать.
Я показала свою силу. Нужно будет – выступлю против нее открыто.
– Поехали.
Мы срываемся с места и мчим в сторону дома.
Желтые листья хрустят под колесами, туман растекается по небу, точно молоко, в воздухе пахнет сыростью и хвоей от разбросанных по городу сосен. Я мчусь, рассекая колесами воздух, и вспоминаю лишь один запах – от Кая пахло табаком. Так горько и терпко, что я почти чувствовала этот привкус на своем языке.
Не знаю, что это было, но тогда я действительно не помнила, о чем мы говорили. Кажется, перебросились парой фраз. Этот парень производил почти гипнотическое впечатление: я ощущала себя кроликом перед удавом. Не могла оторвать взгляда от его лица, слушала, кивала, покорно отвечала и завороженно наблюдала за плавностью движений.
– Расскажи, – прошу я, когда мы подъезжаем к нашим домам и готовимся разойтись.
– О чем? – спрашивает Оливия, хотя уже и так знает.
– Они цепляются к тебе? Эти девочки тебя обижали?
– Нет. – Она отводит взгляд, но ее плечи бессильно опускаются.
– Что тогда это сейчас было?
– Я их не виню, – девушка улыбается, и я понимаю, что она говорит правду.
– И давно это началось?
– В прошлом году.
– Рассказывай.
– Да это ерунда, – Оливия пытается улыбнуться снова, но ее губы так напряжены, что выходит гримаса. Ей неприятно и больно вспоминать это.
Но мне нужно знать. Хочу понимать, насколько все плохо.
– Говори уж.
– Весь прошлый год они дразнили меня, выкрикивая вслед «треугольные сиськи»! Так, чтобы парни слышали.
– Почему треугольные? – Я прислоняю велосипед к калитке.
– Когда я переодевалась на физкультуре, – голубые глаза Оливии блестят от слез, – они увидели мой лифчик. Он… Я сама его шила.
– Докопались из-за лифчика? – сочувствующе качаю головой.
Представляю хлопковый бюстгальтер без косточек и кружев, плохо держащий форму. Это ужасно мило, но может стать для недоумков весомой причиной для травли. Хотя чего лукавить: если малолетнее зверье видит слабость будущей жертвы, ему даже причина не нужна.
– Я больше не переодеваюсь с ними на физкультуре.
– А вот это зря, – вздыхаю я. – Нужно отвечать жестче и быть смелее. Им неинтересно задирать тех, кто может постоять за себя.
– А в прошлом мае у нас проходили уроки сексуальной грамотности. – Оливия покрывается румянцем и прячет пальцы под рукава блузы. – Среди рекламного материала по занятию об устройстве женского организма были гигиенические прокладки, их раздали девочкам нашего класса, и Эмилия с подружками, пока я была в столовой, обклеили ими всю мою парту, стул и сумку.
– Какая же она тупица. – Мои пальцы сжимаются в кулаки.
– Парни смеялись.
– Потому что тоже тупицы, – успокаиваю ее я, хлопая по плечу. – Хочешь, прогуляемся сегодня вечером?
– Где?
Развожу руками.
– Покажу тебе парк! – загорается взгляд Оливии.
– Отлично!
– Только оденься теплее, – улыбается она.
– Слушай, а у вас есть дополнительные курсы по астрономии?
– Ты интересуешься небесными телами?
– Немного. – Я пожимаю плечами.
– Не слышала, но можно спросить в школе. Обязательный час в неделю точно есть.
– Это другое.
– Точно.
– Ну, тогда до вечера! – машу ей на прощание.
– Я позвоню! – обещает Оливия.
Мы расходимся каждая в свою сторону.
Угораздило же меня подружиться с изгоем! Было, конечно, обидно за Оливию, но возможность занять нейтральное, срединное положение в классе для меня стремительно улетучивалась.
Вхожу в дом, застаю Софью на кухне.
– Как первый день? – интересуюсь я.
– В задницу его! – рычит сестра.
Она закидывает ноги на стул, разваливается и черпает пальцем арахисовую пасту прямо из банки. Все ее внимание направлено на происходящее на экране мобильного – сестра смотрит какой-то ужастик.
– Как тебе ребята в новой школе? – не отстаю я.
– Отстой, – бросает Софья, не отводя взгляда от экрана.
Зачерпывает пасту и облизывает палец.
Фу.
Бросив сумку на пороге, я прохожу в кухню, мою руки в обжигающе горячей воде и заглядываю в холодильник. Выбираю, чем бы перекусить. Живот урчит, и я размышляю, не приготовить ли обед. Мама обрадуется. Достаю спагетти, мясо, овощи.
– Там, в шкафу, – бросает Софья через плечо.
– Что?
Проследив за ее взглядом, тяну дверцу.
Внутри стоит пустая бутылка из-под вина. За ней – еще одна.
– Опять, – выдыхаю я.
– А ты ждала чего-то другого? – хмыкает сестра.
У меня опускаются руки.
Этих бутылок будет больше и больше: плюс одна каждый день. А то и две. Они появляются здесь утром, и так мы узнаем, что ночью мать опять пила.
– Это все переезд, – говорю я, складывая бутылки в мусорный пакет.
От этого звона у меня подпрыгивает сердце.
– Конечно, – отзывается Софья. – Чертовы переезды.
Ее реплика буквально сочится ядом, и я не могу ее винить. Мы все устали от скитаний, попыток устроиться на новом месте и стараний делать вид, что у нас идеальная семья.
Именно поэтому я открываю кулинарную книгу и готовлю пасту по старому бабушкиному рецепту: маму это непременно порадует.
