– Господи… – выдохнула, пытаясь отдышаться.
Все мое тело в липком поту.
Я зажмурилась, прокручивая в голове события прошлого дня.
Так, среда. Брызгов крови на мне не было, ваза оказалась цела, на лбу обнаружилась шишка. Разговор с ребятами, знакомство с Ромычем, поездка к вышке на озере, похороны, таблетка… Провал.
Я провела ладонями по лицу.
Осторожно прокралась пальцами выше – ко лбу. На нем ничего нет. Я еще раз потерла кожу, но не ощутила боли. Потянулась к тумбочке, открыла ящик, вынула зеркальце, посмотрела: на моей голове больше не было синяка.
Я тряхнула головой. В недоумении уставилась на вазу – та была пустой. Блистера из-под таблеток на тумбочке тоже не оказалось. Паника нарастала. Я схватила телефон «ВТОРНИК, 2 ИЮНЯ» – светилось на экране.
И куча уведомлений о пропущенных звонках от ребят.
Что за ерунда?
Вчера была среда, а до этого четверг. Что вообще происходит?
Медленно и осторожно я повернулась к окну и застыла.
Дорогу перегородил большой бетоносмеситель. Его барабан вращался, производя мерный шум, вокруг машины сновали рабочие, готовясь к разгрузке. Затем от разгрузочной воронки натянули рукав и направили к стенкам котлована, выстланного армированной сеткой – скелетом из прутьев, создающим форму будущего бассейна.
Командир строительной бригады дал сигнал, и раствор пошел по рукаву. Рабочие засуетились вокруг, пытаясь контролировать процесс.
Я потерла веки пальцами.
Неужели это действительно происходит? Каждый день все как будто отодвигалось назад, и даже бассейн Пельцер строился теперь наоборот.
С трудом преодолевая приступ паники, я сунула дрожащую руку под подушку и нащупала что-то. Все стихийные бедствия в моей голове разом ударили в глаза, вызвав слезы.
«Нет, пожалуйста, только не это. Этого не может быть».
Но это было оно.
Я достала из-под подушки черное бумажное сердечко – записку от Мики. Он не любил розовый цвет, он любил отличаться от других. Его больше нет.
Я пробежалась глазами по размытым строчкам: «Ты и Я. Завтра».
Это «завтра» не наступило для него. Мика мертв – я хорошо усвоила это вчера, когда увидела его в гробу.
Прижав сердечко к груди, я посмотрела на окно. На нем все еще блестели следы от клея.
– Мика, я спятила… – прошептала я. – Окончательно тронулась умом.
Закрыла глаза, и тут же перед внутренним взором пронеслись яркие вспышки: озеро, луна, вышка, туман. Я карабкалась наверх и видела там… видела там… фигуру с черными провалами вместо глаз. Она обрела очертания, потянулась ко мне, вцепилась в плечи… и перед тем, как весь мир задребезжал и рассыпался на части, я заметила знакомый рисунок на коже – змей!
– Я не спятила. Это был он. Он!
– Анна, ты проснулась, – в комнате появилась мама. – Очень хорошо.
– Привет. – Я уставилась на нее, ожидая хоть каких-то подсказок об этом дне.
– Выспалась? – Она посмотрела в мое лицо и вздохнула: – Вижу, что нет.
– Мам, а где Мика? – спросила я, пряча сердечко под подушку.
Уголки ее губ опустились.
– Тело привезут завтра перед похоронами. – Мать села на край кровати и сжала мою руку. – Я уже видела сегодня Отсо, когда приезжали полицейские, он раздавлен.
– Полицейские? Они кого-нибудь опрашивали? Были свидетели? Кто-то видел, как Мику столкнули с вышки?
Мама отпустила мою ладонь.
– А с чего ты взяла, что кто-то его столкнул? Ты что-то знаешь, Анна?
Слова застряли в горле.
– Я… я просто знаю, что Мика не мог сам… что он никогда бы так не поступил. Да и зачем ему идти на вышку ночью?
– Это мы и сказали им вчера, – кивнула она. – Но ничто пока не заставляет полагать, что на вышке с ним был кто-то еще.
– Он назначил мне свидание! – напомнила я, доставая из-под подушки сердечко. – Тот, кто назначает свидание, не кончает с жизнью!
– Конечно, – виновато улыбнулась мама. – Ты ведь показывала его вчера полицейским, верно?
Этого я не знала. Но была уверена в том, что не могла не показать.
– Не сомневаюсь, они разберутся в случившемся, – добавила она и несмело тронула меня за плечо: – Ну что? Ты готова позавтракать?
– Я не хочу, – отказалась я и отвернулась к окну.
– Нужно сделать усилие и поесть.
– Я не могу.
– Но, Анна…
– Нет, мама!
Она убрала руку.
– Хорошо. Тогда скажи, когда захочешь.
Я не захочу, пока не выясню правду. И для этого мне нужно, чтобы она ушла. Мне необходимо все обдумать.
– Может, мне стоит позвонить врачу и попросить выписать тебе успокоительных? – предложила мама.
– Он в отпуске.
– Кто?
– Неважно, – отмахнулась я. – Не нужно никуда звонить, со мной все в порядке, честно. Мне просто нужно побыть одной.
– Ладно. – Она встала и направилась к двери. – Если что, я тут, рядом. Ладно? Я взяла несколько дней отгулов. Софья тоже дома – если что.
– Хорошо, – устало проговорила я и накрылась одеялом с головой.
А едва мать вышла, я схватила телефон и нашла номер Кая. Я не слышала его голос уже очень давно, но он продолжал временами эхом звучать у меня в голове. Помедлив, я все же нажала на кнопку вызова. Посыпались гудки. Длинные, скрипучие, заставляющие сердце мчаться вскачь.
Он не ответил.
А после третьего звонка вообще выключил телефон.
Значит, знал.
Я села на постели.
Мне нужно было увидеть его.
40
Мать не выпустила бы меня из дома – вчера мы это уже проходили. Но мне во что бы то ни стало нужно было увидеть Кая.
Единственный, кто мог мне помочь, – это Софья. Только сестра могла организовать побег из дома и отвлечь мать. Только она могла сесть за руль маминой машины или помочь мне погрузиться в такси вместе с долбаным инвалидным креслом.
Одевшись и собрав волосы в хвост, я пересела на коляску и покатила к двери. За ней слышались голоса Софьи и матери.
– Какая разница, мама? Он – мой парень.
– Разница большая – целый год!
– Но мы оба несовершеннолетние, в чем проблема?
– Это он так дурно на тебя влияет? Из-за него ты стала так выглядеть и так себя вести?
– Как, мама? Что тебя не устраивает в моем внешнем виде?
