– Не говори так. – На глаза навернулись слезы. – Алекс, ты чудесный, ты обязательно встретишь свою любовь, нужно просто верить, нужно…
– Чушь! – отрезал он. – Ты видела этот мир? Ты была там, снаружи? Конечно, была! Ты сама знаешь, что такое жестокость – о чем я вообще говорю? Где там мое место в этом мире?
– Алекс!
– Я бы принял на себя вину, – надломленно сказал парень. – Принял бы на себя все, что угодно, чтобы не проживать жизнь вот так, – указал на свои ноги. – Но я ее хотя бы проживаю, а ты… ты просто существуешь, Анна.
– Что мне делать? – Мои плечи опустились. – Я сотни раз представляла, как встану с кресла, выйду из дома и посмотрю в глаза этому миру. И каждый раз у меня от страха начинала кружиться голова.
– Найди в себе смелость и прими эту вину на себя. Мы все бываем в чем-то виноваты. Вина – это тяжесть, но признать ее – уже часть искупления.
– Ты прав. Если бы я призналась раньше, Мика бы не искал виноватых. – Я опустила взгляд.
– Ненавижу эти «бы», – проронил Алекс разочарованно. – Если все, что ты сказала о времени, – правда, то, может, вселенная дает тебе еще один шанс?
– Для чего?
– Мы – это сумма наших поступков. Поступи правильно. Ты ведь уже знаешь, какой выбор сделаешь, Анна?
– Да, – едва слышно отозвалась я. – Знаю. Спасибо.
И приложила к экрану свою ладонь. Помедлив, Алекс сделал то же самое.
После обеда всех нас настигло известие о гибели Мики. Я ждала этого момента, но, услышав о том, что тело найдено, все равно испытала шок. Все вокруг задавали вопросы: постаревший разом еще на десять лет Отсо, мама, прибывшие полицейские. Я плакала, показывала им его записку, говорила, что он должен был встретиться с Каем, но не рассказывала – зачем.
Телефон разрывался, мама бегала по комнате, не зная, как меня утешить, капала мне в стакан оставшиеся успокоительные капли и умоляла выпить, а я сидела на краю кровати, не в силах даже пошевелиться.
Когда стемнело, в комнату тихо вошла Софья.
– Мне жаль, – сказала она. – Правда, жаль.
– Полежи со мной, – попросила я. – Пожалуйста.
Сестра растерялась, замешкалась, но все же подошла. Сначала неуверенно села на край кровати, затем легла рядом и обняла меня сзади за плечи. Мы лежали, молча, несколько минут, а потом я прошептала:
– Я снова могу ходить.
– Знаю, – едва слышно ответила она.
Мое сердце сильно забилось.
– Знаешь? И как давно?
– Два месяца.
– Откуда?
– Трудно не заметить этого, когда живешь с человеком под одной крышей.
– Как ты узнала? – хрипло спросила я.
– Сначала увидела, как ты приподнялась с кресла, поправила цветы на подоконнике и затем села обратно. А потом специально стала ставить твою кружку на верхнюю полку в кухне и наблюдала из коридора, как ты встаешь, чтобы взять ее, а потом садишься обратно.
Мой мир задрожал.
– А мама знает?
– Нет.
– Почему ты не сказала ей?
– Это твоя тайна. Свои тайны ты должна рассказывать ей сама. К тому же, – Софья помедлила, – если ты не встаешь, значит, у тебя есть на то весомая причина.
– Я боюсь, – призналась я. – И мне стыдно.
– Знаю.
– Мне нужно время, Сонь.
– А какое оно теперь имеет значение? – горько усмехнулась сестра.
Она обняла меня крепче.
– Ты даже не представляешь, – прошептала я.
И закрыла глаза.
51 Воскресенье, 31 мая 23.20
Я проснулась, рывком села на кровати и принялась тереть руками лицо.
Что происходит? Что за чертовщина?
За окном было так сумеречно, как бывает на заходе или восходе солнца. Не темно и не светло, какое-то странное промежуточное состояние. Похоже, я так торопилась проснуться в воскресенье, что вырвалась из сна на рассвете. Или это белые ночи? Что это вообще?
Я огляделась. Сестры рядом не было, звезды на потолке уже наливались в полутьме серебристым сиянием. А на стекле окна с обратной стороны темнело пятно – записка, содержание которой я уже знала наизусть.
Но…
Если сейчас утро воскресенья, то никакой записки на окне еще не должно быть. Впереди целый день, а потом вечер у озера наедине с Микой. Откуда она тут?
Дрожащими руками я взяла телефон.
«ВОСКРЕСЕНЬЕ, 31 МАЯ. 23:21».
Что?
Мне понадобилось время, чтобы осознать происходящее.
Мика поцеловал меня, махнул на прощание, пошел по дорожке, у него зазвонил телефон, он поставил машину в гараж, а затем я легла на подушку, мечтая скорее уснуть.
Выходит, я проснулась как раз в то время, когда уснула после нашего расставания. Прошла минута? Две? Десять? Сколько?
А это значит, Мика сейчас…
О нет!
Я судорожно набрала его номер.
– Э-хэй, привет, зачем бы ты ни звонил, ты зря делаешь это!.. – звенел его радостный голос.
– Нет, Мика, нет! – Я дождалась, пока включится автоответчик, и прокричала: – Мика, пожалуйста, если ты слушаешь это, не ходи на озеро! Умоляю тебя, не ходи! Ты не должен встречаться с Каем, случится непоправимое! Прошу тебя, не делай этого, только я во всем виновата. Оливия умерла из-за меня! – Подумала и добавила: – Пожалуйста, позвони, и я все тебе объясню.
Записав сообщение, стала торопливо одеваться.
Нельзя было терять ни минуты.
Сев в коляску, я выехала в коридор. Дрисс сорвался с места и побежал ко мне.
– Тише, малыш, тише… – Погладила его. – Не шуми.
Но он продолжал кружить вокруг меня, громко клацая когтями по полу. Пришлось сказать строго:
– Сидеть.
От неожиданности пес присел и поджал хвост.
– Вот так и сиди, – велела я.
Дверь в мамину комнату была приоткрыта. Она готовилась ко сну: наносила на лицо крем, сидя у туалетного столика. Я осторожно проехала мимо и ужасно обрадовалась, увидев в гостиной свет телевизора.
Софья лежала в темноте, поглощая чипсы и глядя на экран.
– Сонь.
– Ох ты ж! – подскочила она.
Я приложила палец к губам.
– Тише. Мне очень нужна твоя помощь.
Сестра вытаращилась на меня с сомнением.
– А ты, случаем, не попутала? – фыркнула она. – То не разговариваешь со мной, то помощи просишь.
