Но Савва давно не знал, сколько он тратит на обед. Так уж получалось. В офис Strekoz'ы обеды доставляла фирма — старый проверенный клиент. Взаимовыгодный, разумеется, ченч. Всеми расчетами с ней ведала — опять-таки разумеется! — бухгалтерия. Выходные? Они у Саввы выдавались редко. Тогда он ел в гостях. А если дома — что-то на скорую руку. Он просто не думал о том, сколько стоят макароны с сыром или мороженое. Да, он любил мороженое. И… он не любил бумажные деньги. А ведь именно они остаются этим вздорным люмпен-мерилом «много-мало» в голове человека-потребителя. Массовая культура затыкает его воображение чемоданом долларов. То есть это в его сознании много. А все остальное, значит, мало, ведь природа не терпит пустоты. И природа нашего сознания — тоже.
Не видимые жадным глазом, не ощущаемые нечистой рукой электронные деньги не просто усовершенствовали финансовую систему — они ничтожно, но приблизили человечество к отказу от греха стяжательства. Грязный посредник в мечте о земных благах постепенно исчезает, а для примитивного мозга именно он — главный соблазн. Как известно, не видя и не ощущая соблазна, организм входит в ремиссию. Деньги становятся идеалом, воздухом, пластиковым прямоугольником, который может купить весь мир. «И разве вы не понимаете, что в перспективе природа человеческая станет от этого лучше?!» — проповедовал Савва.
Нет, пока его не понимали.
— Буржуйская байка в пользу бедных! — мерно покачивала ногой Влада, усевшись у панорамного окна в их первую встречу. — Кто, по-твоему, станет лучше? Без того зажиревшие банковские пиявки?! Все нововведения всегда выгодны им и главному упырю — государству! Благодаря этому пластиковому подарочку в набор кокаиниста упырь по-тихому возродил раскулачивание, то есть отъем без суда и следствия. Карта — помощник ментов и мошенников!
— То есть тебе прогресс в онлайн-платежах ни разу не помог? — спросил ехидный и довольный Савва, потому что ему только что принесли заказ с его любимым громадным капучино и плоским сэндвичем с ветчиной, и он был ужасно голодный и уставший, и ему было все равно, что мелет эта девица с легким пирсингом на бровях, псевдоафрокосичками и смешным детским румянцем, словно остатками младенческого диатеза.
— А мне и наличка не хуже помогала! — невозмутимо пробасила Влада.
Это было года два-три назад. А может, и раньше, Савва не помнил. Она тогда попросила «помочь наличкой» приюту для бездомных животных. Савва ей ответил, что не понимает, почему он должен помогать именно этому приюту, когда имя им легион, и сумасшедших собаковедок и кошколюбов сотни тысяч. Чем особенны Владины подопечные? И потом… ведь он, Савва, создал универсальный сервис как раз для тех, кто хочет наконец найти работу с достойной оплатой, которая поможет содержать приюты хоть для кенгуру с саламандрами! Савва Лёвшин уже всем помог! Хочешь накормить — подари удочку, а не рыбу.
Влада выслушала каверзу совершенно невозмутимо, а потом ответила, что Савва должен помогать именно этому приюту, потому что его об этом просит одноклассница, и так делают все молодые «форбсы», чтобы прокачать имидж в соцсетях и пропиарить свой бизнес, а вот к старости они уже будут спонсировать по-крупному, стратегически. Савва выпил рома, развеселился и остаток вечера объяснял, почему Владе нужно переименовать пристанище для несчастной живности — из Black Dog
[8] в Black Dog & White Cat…
[9] Впрочем, он и сам четко не мог понять, чего он прикипел к этой смеси Led Zeppelin и Кустурицы. Влада-то, хотя и не дура, явно полагала, что жестокое сердце ее одноклассника-буржуина смягчается под натиском мировой культуры. Она ведь не знала, что сердца у него два.
Но она вернулась, чтобы попросить о большем. Так всегда бывает: канал ожидания только набирает силу, если ты не перерезал провода. И теперь Владушка решила испросить у Саввы сокровенного всемогущества. Он никак не мог вспомнить, как же она узнала о его родном отце. Но и вспоминать не пришлось, Влада, сияя, как стразы на Снегурочкиной короне, беспечно поведала… матерь божья, это было в пятом классе! Одиннадцатилетний Савва тогда еще хранил биологического родителя в копилке воображаемых драгоценностей, как тайный код могущества в наивной компьютерной игре. Хранил того, что по неизвестной причине, не дождавшись его рождения, ушел из семьи. Да и была ли это семья? Впрочем, мама никогда не рассказывала, что случилось на самом деле. Если эта тема вспрыгивала, как поплавок, на ровной глади жизненного пространства, срабатывал предохранитель отчуждения. И мамин облик моментально сковывала поза, которая неуловимо отличает тех, кто излагает официальную версию событий. «Это было нашим обоюдным решением». Вот и вся версия.
И Савва привык принимать на веру эту пустоту. Пока не встретился с родным отцом на два часа. Он оказался гораздо старше, чем воображал Савва, — ведь он никогда не видел его даже на фотографиях. Впрочем, нет, было одно слепое стертое изображение смеющегося неприятного человека лет тридцати. Савва посмотрел на него один раз — и решил, что пустота ему нравится больше. Теперь же перед ним предстал некто, пусть еще более неприятный и нелюбящий, это было очевидно, но обладающий непонятной властью. Поймав момент, когда мама отлучилась, неприятный и нелюбящий сказал своему десятилетнему сыну: «Я тебя не растил. Отцом для тебя всегда будет другой человек. Будь ему благодарен. Но если ты когда-нибудь попадешь в беду, я тебя вытащу». Десятилетнему Савве, конечно, стало интересно, в какую же беду он должен попасть. Ему даже захотелось тут же в нее и попасть — хоть какое-то приключение. Но вернулась мама, и разговор прервался на много лет.
Но с того момента Савва выращивал в своей голове папеньку-голема. Всемогущего и таинственного. Скрытого от посторонних глаз властелина, который может мир спасти, а может и погубить. Демоническая ипостась придавала остроты — так он больше напоминал виртуальных героев и порождал в душе сладостную анимешную фантасмагорию. Но даже десятилетним Савва не был чужд рациональному подходу. Он задался целью узнать, кто же на самом деле его отец во взаправдашней унылой взрослой иерархии. Как называется род его занятий. И тогда его детское жадное отцеискательство подпитала бабушка.
— Савушка, — сказала она. — Он в такой спецслужбе, которая все обо всех знает. И если ты будешь капризничать и пропускать тренировки, то до него это дойдет.
— И что он сделает? — Даже тогда Савва, до крайности заинтригованный фигурой родителя, понимал смехотворность угрозы, но жар интриги медленно, но верно разгорался в нем, и однажды он поведал свои ликующие догадки подружке детства. А Влада оказалась так некстати памятлива…
— Так что же он сделает? — повторил свой вопрос Савва, загоняя бабушку в педагогический тупик. Та отделалась зловещим: «Узнаешь!», однако узнать Савве, видимо, доведется только сейчас, с легкой Владушкиной руки. А точнее, с ее пустой головы. Святая простота! Решила испросить защиты — от чего, Савва поначалу и вникать-то не хотел! — у всемогущего Гудвина. Наплел ей одиннадцатилетний шкет небылиц про папашу, который его и увидеть не хотел, — так неужто верить в эту байку, когда самой пора свить гнездо и благополучно размножиться. Все же так делают…
