Целый час Кольша и Фрол рассказывали и показывали, рисуя на песке, где они упустили злодеев. После чего Михеич сообщил:
– Я в тех местах в молодости рыбалил, все речки знаю, понял я, где их перехватить можно. Никуда они не денутся, все реки к Енисею их приведут. Только они кружной да порожистой дорогой идут, а мы напрямки по Енисею-батюшке по течению пойдем. Когда вы с ними расстались, четыре дня? У нас еще время есть, торопиться не стоит, завтра подготовимся и пойдем.
– Вы с нами пойдете, Михеич? – с удивлением спросил Фрол.
– Нет, это они со мной пойдут, а ты, Фрол, здесь останешься старшим. Нельзя баб одних оставлять в нынешние времена. Ружье-то у тебя есть?
– Есть.
– Вот и хорошо, а теперь я пойду отдохну, хозяин, где ты меня положишь?
– В доме вам постелили, идите отдыхайте, Афанасий Михеич.
Утром с рассветом Афанасий Михеич уже поднял всех, и к обеду он, Кольша и Петька вышли из деревни. На Енисее Петьку опять отправили на Кольшиной лодке в ближайший поселок, а сами пошли вниз по течению. Теперь Петька точно знал, куда и когда должна приехать милиция, чтобы задержать убийц. Михеич все просчитал с упреждением на пару суток. Все должно было сойтись в определенном месте, только там, и нигде больше. Единственное, дойдут ли по тем рекам беглые до Енисея, там и пороги, и даже водопады небольшие, но коварные есть. Их всяко обходить надо, а они-то про то не знают. Все в уме обдумывал Михеич и уверен был почти, что беглые водой живыми до Енисея не дойдут. Пошел на это дело, только чтоб подстраховаться, было нужно, чтобы эти гады, если вдруг проскочат к большой воде, больше ничего не натворили. За смертоубийство должно отвечать. Тем паче, знал он убиенных. У Михеича была старая одностволка, но била хорошо. Плохо было, что патронов к ней было только два – один с пулей, один с дробью, не было времени, когда тикали с деревни, патроны искать. Однако Кольша вон лук тунгусский с собой взял. Ежели умеет им владеть, он похлеще ружья будет.
– Ты, Кольша, с лука-то стрелял? – спросил он, когда они сплавлялись мимо устья какой-то речушки.
– Да, было дело, – ответил Кольша и, взяв лук на изготовку, вдруг быстро прицелился и выстрелил.
– Ты гляди, молодец, вот нам и ужин будет, – вытаскивая из прибрежного камыша подстреленного Кольшей селезня, похвалил Михеич. – Где ты так научился, сынок? Я давно такого не видел. В молодости тунгусы приезжали, рыбу привозили, один из них с тридцати шагов из лука, при мне, утку влет сбил.
– Влет я, наверное, не смогу, если только на взлете… – улыбнулся Кольша.
Они медленно, не торопясь сплавлялись вдоль берега великой реки, вобравшей в себя тысячи ручьев и рек. По вечерам в заводях плескал таймень, гоняясь за рыбьей молодью. В камышах кормились стаи уток, вырастивших уже потомство, вставшее на крыло и смело выплывающее на чистую воду из закрытых от течения заводей и лагун, то и дело взлетавшее с быстрины, чтобы не потеряться, вернуться в родную стаю. На привалах и ночевках Кольша расспрашивал Михеича о том, как он жил в молодости в этих местах, где охотился, где рыбачил, ему все это было интересно. Старик с удовольствием, вспоминая былое, рассказывал. А рассказать было о чем.
– Однажды зимой в этом месте двое рыбаков насмерть замерзли. Зимовье у них ночью загорелось, выскочили со страху налегке, а тут под сорок мороз. Пока зимовье горело, грелись, а как сгорело дотла, спохватились, видно, что в одном исподнем, да поздно. Так и замерзли, сели спина к спине и уснули навек, – пошевеливая угольки костра, вздохнул Михеич.
Кольша слушал и представлял себя в такой ситуации. А что бы он сделал, если бы такое случилось? Думал, и не мог ничего придумать. При таком морозе, в одном исподнем долго не протянешь, даже у костра.
– Был тут случай, два брата охотились в этих местах. Соболя добывали, зима, метели, кулемки заметает, из тайги не вылазили, по одному по путикам ходили. В один вечер один из братьев в зимовье не вернулся. Такое бывает, таежники, бывало, и у костра ночуют. Но он не пришел и на второй день. Тогда второй брат, по тому путику, который проверял его пропавший брат, пошел его искать. И не так уж далеко от зимовья нашел его зажатым меж двух толстых лесин. Да не просто зажатого, а прям раздавленного, считай, поперек поясницы. Тот брата увидел, плачет, а слово вымолвить не может. Видно, замерз сильно, но самое страшное – без движения ноги, руки ужо почернели. Что делать? Топориком метровые листвяки промерзшие не возьмешь, да и пила была бы, в одну руку тоже не под силу. А тот смотрит на брата, сказать ничё не может и глазами ему кажет на ружье: мол, избавь от мук, добей!
Брат головой мотат:
«Не могу я тебя, брат, стрелить, как я жить потом буду?»
А тот молча плачет и кажет глазами ему на ружье. Прямо умоляет. А уже и вечереет, и мороз крепчает, ничего сделать нельзя, никак помочь невозможно.
Взял брат ружье в руки, а они его не слушают. Не может поднять на брата своего старшего. У самого слезы ручьем, аж и не видит толком…
– Нешто стрелил? – не выдержал Кольша.
– А что было делать? Выстрелил и разбил ружье тут же. С тех пор он на охоту боле не ходил. Бобылем всю жизнь прожил, потому как улыбаться разучился. Угрюмым его прозвали, так и не нашел себе покоя.
– Но он же не виноват, что так случилось. Он брата от мук избавил. За что так его Бог наказал?
– Не вправе мы жизни человека лишать, должен он был свою долю до конца вынести, ну тот, кого он дострелил.
– Как так?
– А так, не мы решаем, когда человеку жизни конец, за это кара небесная настигает еще здесь.
– Михеич, это что значит, сейчас эти гады, убийцы на нас выйдут, а мы им дорогу не преградим? Они с оружием, им кровь человечья, что вот эта водица. Они сами себе уже приговор вынесли, заслужили смерть, и они ее здесь найдут.
– Упаси нас господь от этого. Ты сказал, они смерть заслужили? А может, еще нет? Смерть-то для них избавление от мук. Может, они помучиться еще на белом свете должны? Боль и горе, что людям безвинным причинили, на себе испытать? Нет, конечно, если они на нас руку поднимут, будем защищаться. Но убивать в спину, Кольша, грех.
– Их трое и у них карабин и ружье, как защищаться? Их надо как зверей диких в западню – и забить.
– Может, и так, Кольша, посмотрим, – не стал спорить с разгорячившимся Кольшей старик. – Всему воля Божья.
Погода для этих мест была на редкость хорошей. Ни ветра, ни дождя, тихо и солнечно, и никого на десятки километров вокруг. Дважды обгоняли их самоходные баржи с грузом на севера.
Так незаметно и в срок они пришли к устью мощного притока Енисея, Подкаменной Тунгуске.
– Если их сюда принесет, то какой стороной? – спросил Кольша, оглядывая довольно широкое устье.
– Не думаю, что они по той стороне идут, там порогов поболе, да и ветрено. Наверное, этим берегом встречать их придется. Здесь под скалой остановимся, подождем милицию, завтра, послезавтра они должны сюда поспеть, – сказал Михеич, направив лодку к небольшой скале на берегу…
