– Что случилось? – спросил Николай тяжело задышавшую вдруг женщину.
– Это черное золото, – прошептала она в ответ. – Откуда оно у тебя? Это и есть та темная сила, что приносит горе в твою жизнь, избавься от нее немедленно.
– Как избавься? – опешил от неожиданности Николай.
– Брось, брось в воду и перекрестись, завтра приходи сюда утром, я обещание сдержу, а сейчас уезжай, избавься от черного золота, там внизу речка Кача, там проруби есть, брось туда, в воду, и перекрестись, иначе беда будет с тобой рядом всегда, – с этими словами она быстро встала с розвальней и ушла, исчезнув в толпе.
Николай сидел в санях, вероятно, с таким ошеломленным видом, что появившийся Степан спросил:
– Что, однако облапошила тебя, Кольша, цыганка?
Николай удивленно посмотрел на него и ответил:
– Нет, похоже, спасла она меня и вообще всех нас от беды. Садись, поехали в ту вон сторону, до речки, коней напоить надо, там проруби есть.
– Так вон, Николай, колодец… – начал было Степан.
– Поехали, говорю, к реке, быстро.
И они тронулись, покидая базарную площадь. Ровно через минуту именно в этом месте остановилось три грузовика с милицией. Облавы проводились на Покровке не часто, но периодически и, как всегда, не все успевали спрятать то, что продавать было нельзя, так что милиция всегда была с результатом. Командовал облавой майор, именно тот офицер, который, еще будучи капитаном, остановил когда-то на Енисейском тракте Кольшу и Алексея Алексеевича. Потому и остался он до сих пор вечным майором, поскольку упустил тогда Кольшу, не задержав и не допросив его. В погибшем от сердечного приступа старшине НКВД Ширшове родственники своего отца и мужа не признали, зато по отпечаткам пальцев была установлена личность покойного. Беглый заключенный Алексей Алексеевич Духов, с документами старшины Ширшова Ивана Самойловича, умерший при задержании, так и остался таинственным фактом в уголовной статистике края. Как и при каких обстоятельствах он завладел документами старшины, накануне отправленного в командировку и пропавшего без вести, так никто и не узнал. Из системы исполнения наказаний, где служил старшина Ширшов, вразумительного ответа тоже не пришло. Следователь, пытавшийся разобраться в этом деле, не напрасно посчитал, что второй человек, который был рядом, был явно причастен к делам погибшего, и то, что он немедленно скрылся и не был задержан, испортило надолго репутацию капитана НКВД, руководившего засадой. С трудом получив майора, этот офицер хорошо помнил лицо того молодого белобрысого парня, в самом расцвете перечеркнувшего его карьеру. Попадись ему сейчас на глаза Николай, он наверняка вспомнил бы его, чем могло бы это закончиться, неизвестно. Но не случилось, помогла цыганка, хотя Николай об этом и не узнал никогда.
На следующий день они приехали на рынок утром и сразу встретились с Вадомой, так звали старую цыганку. Она взглядом спросила Николая, избавился ли он от черного золота. Николай кивнул, и тогда она приблизилась к нему. Николай действительно, незаметно для Степана, бросил монеты в полынью на реке и перекрестился.
Через несколько дней они привезли золотой песок и получили за него большую сумму денег. Цыганка не обманула, и цена была хорошей, и деньги настоящие. Договорились на следующий год, что привезут золото, намытое за лето. Николай все хотел спросить Вадому, почему она назвала золотые червонцы черным золотом, и спросил, когда сделка была уже совершена, перед самым их отъездом.
– Ты можешь мне верить или не верить, но все в этом мире пропитано энергиями добра или зла. И подобное притягивает подобное. Особенно это относится к драгоценностям – золоту, бриллиантам в изделиях, уже коснувшихся рук человеческих. Вернее, судеб этих людей. Они хранят их энергию бесконечно долго, навсегда впитав в себя мысли и желания этих людей. Золото становится черным, если оно напитано энергиями смерти, и не просто смерти, а ужаса, сопровождавшего эту смерть человека или многих людей. То, что ты мне показал вчера, было черным золотом, напитанным страхом и отчаянием десятков, а может быть, и тысяч умерших в ужасе и муках людей. Эта энергия будет жить в этом вечном металле всегда, притягивая к себе беды и страдания, если не бросить его в воду. Только вода лечит золото, она его исцеляет, как и все на земле, но для этого требуется очень много времени. Пройдет сто, а может, и двести лет, и эти монеты очистятся от этой страшной энергии, и только тогда они могут принести человеку пользу. Поэтому забудь то место, куда бросил монеты, они в этой жизни тебе не пригодятся. Поверь старой цыганке, я добра к тебе, потому что ты, Николай, живешь не для себя. Ты живешь для других людей. Ради их счастья. И так ты будешь жить до конца своей жизни. Я все вижу, не прячь глаза, ты хороший человек, и я рада тебе помочь.
– Спасибо тебе, Вадома, ты наверняка права, с тех пор, как я нашел эти монеты, и начались беды в моей судьбе. Я исправлю это, я отправлю все это черное золото в воду, пусть оно очистится и, хоть через века, все же принесет кому-то пользу.
Тепло простившись с цыганкой, Николай со Степаном поехали в обратный путь. Енисей уже встал, дорога была по-настоящему зимней и легкой. Кони быстро несли их по ледяной груди реки, ровной и гладкой, изредка приходилось преодолевать торосистые места, прорубаясь и торя, тем самым, дорогу для себя и других, это радовало безмерно Николая. Ему нравилось быть первопроходцем. Хорошо зная русло Енисея, он прокладывал зимник с учетом изгибов реки и деревень на ее берегах. Утром третьего дня пути они должны были свернуть по руслу одного из притоков к своему селу, но Николай направил коней дальше.
– Куда мы? – спросил Степан.
– Дойдем до нашего ручья, дело одно надо сделать, – ответил Николай.
– Хорошо.
Когда к вечеру они приехали к приметной бухте у камня, Николай задал коням овса, вытащил из саней пешню и метрах в тридцати от берега начал колоть лед, прорубая полынью. Степан, не понимая, понаблюдал за ним, а затем подошел и, не спрашивая зачем, поинтересовался:
– Большую дыру надо пробить?
– Нет, чтоб кулак мог пролезть, – ответил Николай, отдав пешню Степану.
– Лед не толстый ишо, быстро пробью.
– Бей, я сейчас, – сказал Николай, уходя к берегу.
Через полчаса лед был пробит, и голубая вода Енисея, выступив, притопила чуток это место. Пришел и Николай с брезентовым вещмешком, наполненным чем-то тяжелым, в руках.
– Что это? – спросил Степан.
– Горе людское, – ответил Николай и стал горстями сыпать в продолбленную лунку золотые монеты царской чеканки.
В вечернем свете они матово поблескивали, скрываясь в подледной толще чистой воды, уносимые течением. Степан завороженно, молча смотрел, как Николай горсть за горстью топил огромное богатство. Он не слышал рассказа старой цыганки и не понимал, почему и зачем Николай это делает. Не выдержав, спросил:
– Коль, зачем ты это, вот так? Это ж золото!
– Золото золоту рознь, Степка. То, что мы добыли своими руками, – это настоящее золото, чистое. А то, что мне досталось через кровь людскую и страдания нечеловеческие, то грязное золото, черное, оно нам с тобой не потребно. Пусть полежит на дне батюшки-Енисея, глядишь, очистится с годами от скверны, а там, может, кому и сослужит добрым делом.
