– Ты можешь изменять свое положение при помощи малых двигателей, – сказала я. – Так что ты уже это делаешь, в определенном смысле. Если растение живое потому, что реагирует на солнечный свет, то ты живой.
– Я не хочу быть живым как растение. Я хочу быть живым по-настоящему.
Не ответив, я стала заливать смазку тонкими струйками в шарниры его закрылок. От одного ее запаха мне уже становилось легче. Те комнаты внизу были уж слишком чистыми. Даже мое жилье на базе ССН и то хранило легкий запах машинного масла и выхлопных газов.
– И какой же третий признак жизни? – спросила я. – Ну, по мнению этого философа.
– Воспроизводство, – сказал М-Бот. – Живое существо способно создавать новые версии себя, или, по крайней мере, его раса способна на это в определенные моменты жизненного цикла. Я вот думаю… Ты собираешься завтра лететь на новом корабле. Может, мы найдем способ загрузить копию моей программы в базу данных этого истребителя? Тогда ты сможешь рассчитывать на мою помощь, даже летая на их корабле.
– Ты можешь это сделать? – спросила я, поднимая голову.
– Теоретически. Я всего лишь программа – правда, основанная на трансцитонических скоростях обработки информации. Но по сути своей то, что ты именуешь М-Ботом, не более чем совокупность кодов.
– Ты намного больше этого, – возразила я. – Ты – личность.
– Личность – это всего лишь органическая совокупность информационных кодов. – Он заколебался. – Как бы то ни было, моя программа запрещает мне делать копии моего главного кода обработки. Возможно, я смогу это изменить, если… – Щелк. Щелк-щелк-щелк-щелк.
Я молча продолжала работать, пока его программа перезагружалась. «Те, кто его сделал, не хотели допустить, чтобы враг получил его копию, – подумала я. – Или… они просто не хотели, чтобы созданные ими искусственные интеллекты начали бесконтрольно копировать сами себя».
– Я тут, – сообщил М-Бот. – Извини.
– Ничего страшного, – ответила я.
– Возможно, мы найдем обходной способ добиться… того, о чем я говорил раньше.
– Честно говоря, я не знаю, хочу ли этого, – сказала я. – Делать второго тебя кажется мне каким-то неправильным. Ненормальным.
– Тут не больше ненормального, чем в однояйцевых близнецах у людей. Но если уж совсем начистоту, то я не знаю, как поведет себя моя программа, втиснутая в обычную компьютерную систему – ту, у которой нет трансцитонического процессора.
– Ты говоришь так, словно я что-то в этом понимаю.
– Чтобы создать компьютеры, способные мыслить с той же быстротой, что и мой мозг, требуются процессоры, способные коммуницировать со скоростью, превышающей стандартную скорость электрических сигналов. У меня это достигается за счет использования крохотных цитонических устройств связи, передающих сигналы между моими процессорами на сверхсветовой скорости.
– А их щит этому не мешает?
– Моей собственной защиты, очевидно, хватает, чтобы заблокировать их защиту. О, разумеется, это упрощенное и, возможно, противоречивое изложение сути. В любом случае я по-прежнему могу работать на требуемой скорости.
– Вот, значит, как, – пробормотала я. – Цитонические процессоры. Поэтому я могу чувствовать твои мысли.
– Что ты имеешь в виду?
– Иногда, когда я глубоко вникаю… в какое-нибудь дело… я чувствую тебя. Твой разум, твои процессоры. Точно так же я иногда чувствую Брейд. Ну да ладно, этот разговор о твоей копии, он ведь все равно чисто теоретический, так? Мы не можем перенести тебя на другой корабль, потому что тот корабль не обладает твоим быстродействием.
– Это я переживу, – сказал М-Бот. – Просто буду думать медленнее и стану тупым. Конечно, не таким тупым, как люди, а вас это, похоже, совсем не напрягает. – Он помолчал. – Мм… без обид.
– Ты наверняка считаешь нашу тупость очаровательной.
– Не-а! Как бы то ни было, я бы хотел хотя бы попытаться найти способ воспроизвести себя. Это просто доказало бы… ну, что я действительно живой.
Я с улыбкой обошла его, подойдя ко второму крылу. После того как я официально вступила в ряды Сил самообороны, а о существовании М-Бота стало известно всем, заботу о нем взяли на себя техники из наземной службы. Но до этого всем занимались мы с Роджем. Почти всю сложную работу выполнял Родж, но и мне оставалось довольно много дел: наносить смазку, удалять старую краску, проверять проводку.
Заботиться о собственном корабле было приятно. В этом было что-то расслабляющее. Успокаивающее.
А потом я посмотрела на полированную поверхность корпуса и увидела глядящую на меня бесконечность. Бездонную пустоту на месте моего отражения. Пронизанную жгучими белыми огоньками, похожими на жуткие солнца. И они следили за мной.
Глаза. Делвер, или даже не один, был здесь. Рядом.
Я отпрянула, выронив шприц со смазкой, и он со звоном упал на пол. Отражение исчезло, и я готова была поклясться, что некоторое время там не отражалось ничего. После чего, словно включили экран, возникла фигура Аланик – то есть голограмма, которую я носила.
– Спенса! – позвал меня М-Бот. – Что случилось?
Я опустилась на крышу. Наверху, по невидимым магистралям, скользили корабли. Город корчился и шевелился; я задыхалась от тошнотворного жужжания назойливых насекомых.
– Спенса! – повторил М-Бот.
– Все в порядке, – прошептала я. – Просто… просто волнуюсь перед завтрашним днем. Из-за того, что придется лететь без тебя.
Я остро чувствовала одиночество. М-Бот был классным, но он не понимал меня так, как Киммалин или ФМ. Или Йорген. Скад, как мне его не хватало! Так хотелось поплакаться ему и выслушать в ответ его чересчур рациональные и все-таки такие утешающие доводы.
– Не волнуйся, Спенса! – сказал М-Бот. – Ты справишься! Ты правда хорошо летаешь. Лучше всех! В своем мастерстве ты практически не человек.
При этих словах меня пробрал озноб. «Практически не человек». Вдруг почувствовав слабость, я наклонилась вперед и обхватила колени руками.
– Что я такого сказал? – спросил М-Бот, чуть понизив голос. – Спенса! Что не так? Что с тобой случилось?
– Бабуля рассказывала мне одну историю, – прошептала я. – Очень странную, совсем непохожую на остальные. Эта история не о королевах, рыцарях или самураях. Она о человеке, который потерял свою тень.
– Как можно потерять свою тень? – удивился М-Бот.
– Это сказочная история. – Я вспомнила, как Бабуля впервые рассказала мне ее: мы сидели на крыше нашего дома-кубика, и темный, жадный свет кузнечных цехов окрашивал все вокруг красным. – Однажды, странным вечером, во время путешествия, один писатель проснулся и обнаружил, что его тень исчезла. Он ничего не смог с этим поделать, и ни один врач не сумел ему помочь. И в конце концов он просто стал жить дальше. Но однажды тень вернулась. Она постучалась в дверь и радостно поздоровалась со своим бывшим хозяином. Она объездила весь свет и научилась понимать людей. По правде говоря, даже лучше, чем сам писатель. Тень видела зло в сердцах людей, а писатель лишь сидел у очага, тешась благодушными фантазиями.
