Швеция в первую очередь рассматривалась маркизом де Торси как союзник в западноевропейском конфликте — конфликт на Балтике его мало волновал. Согласись Карл XII направить свой удар против Империи, Франция, вероятно, вышла бы победителем в войне и стала абсолютным гегемоном в Европе. Шведский король не мог желать этого. Поэтому в Альтранштедте выиграл в итоге не Версаль, устами маркиза Безенваля уговаривавший шведов идти на запад, а Мальборо, одобривший их восточные намерения.
Впрочем, даже после поездки в Альтранштедт Мальборо опасался французской дипломатии, считавшейся самой эффективной в XVIII веке. Торси и в самом деле не сложил оружия и предложил свою стратегию разрешения европейских конфликтов: Швеция, как в Рисвике в 1697 году, должна посредничать между Францией и Великим союзом, тогда как Версаль попытается примирить Петра и Карла. Эмиссары Людовика тут же отправились к шведам. Одновременно французы через польского генерала Синявского намекнули царю на возможное посредничество Франции в заключении выгодного для России мира со Швецией, а Петр в таком случае должен был выступить против Великого союза или хотя бы вместе с турками против одной Вены. Еще Россия должна была признать Лещинского, а следовательно, и шведские завоевания в Польше. С другой стороны, французская дипломатия активно направляла против Вены Ракоци. Безусловно, Петру все это не подходило.
Надо сказать, под впечатлением отказа Августа от трона на компромисс с Лещинским пошли многие члены Сандомирской конфедерации
[19]. В такой ситуации весной 1707 года Петр I в качестве кандидатуры на польский трон предлагал поочередно Александра Меншикова, своего сына Алексея, Якоба Собеского, литовского генерала Михаила Вишневецкого, польского генерала Синявского, принца Евгения и даже Ракоци. Первые две кандидатуры польские магнаты сразу отвергли, а Вишневецкий летом 1707 года перешел на сторону Лещинского. Принц Евгений от такой чести отказался. Ракоци о предложении Петра задумался, но он медлил, опасаясь, что претензии на польскую корону приведут его к разрыву с Людовиком. Планы Версаля основывались на признании королем Лещинского и с новыми выборами короля в Речи Посполитой, даже если будет выбран союзник Франции, не состыковывались.
К сентябрю 1707 года обоюдные интересы привели к соглашению между Петром I и Ракоци. Последний обязывался принять польскую корону на выборах, назначенных на начало 1708 года, если Людовик вынудит Карла пойти на мир с Россией. Но царь и князь недолго питали надежды на разрешение конфликта. Через несколько дней после этого шведский король объявил, что выступает на восток.
Тем временем Андрей Матвеев пытался выполнить свою миссию в Лондоне, надеясь на посредничество Англии в войне со шведами с признанием последних завоеваний Петра и последующее вступление России в Великий союз. Королева Анна и Харли приняли русского посла уважительно, но курс в отношении востока был уже принят и не подлежал изменению. Мальборо инструктировал Харли: «Старайтесь не оскорблять царя, но в любом случае его нельзя принять в Великий союз».
Матвеев проявил завидное упорство, представив Харли меморандум Петра, в котором говорилось, что царь предпринял все шаги для укрепления связей с Англией и за разрыв, если он произойдет, будут ответственны англичане. После этого государственный секретарь, посовещавшись с Мальборо, заявил о согласии Анны заключить с царем союз. Но при этом англичане всеми силами затягивали дело.
Мальборо и Харли, несмотря на все противоречия между ними, дружно разыгрывали спектакль перед русским послом. Перед отъездом в Гаагу в апреле 1708 года Мальборо посетил Матвеева и сказал ему, что будет способствовать русским интересам. Но чуть позже вместе с принцем Евгением и Хейнсиусом они заключили: «Что касается московитов, то надо решить проблему, не огорчая царя, но и не принимая его в Великий союз. Дела короля Августа и всей Польши оставить без изменений, дабы не ссориться с королем Швеции». В это же время Анна признала Станислава Лещинского королем Польши. Герцог писал 9 мая новому государственному секретарю Бойлу: «Составьте наилучший план, как развлечь русского царя… Мы не должны окончательно рассориться с ним».
Матвеев уже провел в Лондоне четырнадцать месяцев, но так ничего и не добился. Это стало ему порядком надоедать. Раздражения ему добавляла английская пресса, прямо писавшая, что Карл намерен низложить Петра, посадить на русский трон царевича Алексея и учредить в России конституцию. Многим в Англии это казалось возможным.
Масла в огонь подлил странный инцидент, случившийся с Матвеевым 21 июля 1708 года. Карету посла остановили прямо на улице и отвезли его в тюрьму, обвинив в неуплате торговцам 50 фунтов. Узнав об этом, Бойл распорядился освободить Матвеева и принес извинения. Он назвал это дело «несчастным случаем» и «вопиющей дерзостью» и проинструктировал Уитворта уверить царя, что королева испытывает «глубокое сожаление» в связи с происшедшим. 23 июля госсекретарь пообещал Матвееву, что на осенней сессии парламента будет принят билль о недопустимости насильственных действий в отношении послов и дипломатических агентов. Так на практике вырабатывалась важная норма международного права. Случай с Матвеевым внес в это дело солидную лепту. 29 июля Матвеев покинул Альбион. Как бы то ни было, ссориться с Московией англичане не хотели: во-первых, не хотели лишаться выгодной с ней торговли, а во-вторых, опасались, что этим воспользуются в своих интересах французы.
Только 17 сентября Петр, занятый войной со шведами, выразил свой протест английской королеве по поводу оскорбления посла и потребовал наказать виновных. Ничего этого не произошло, поскольку парламент не нашел в поведении английских должностных лиц ничего предосудительного. Конфликт завершился лишь в феврале 1710 года, уже после разгрома шведов под Полтавой, когда англичане вновь стали искать расположения русских и Уитворт от имени королевы принес Петру I официальные извинения по этому делу. Петр был удовлетворен и больше о деле Матвеева не вспоминал.
После Полтавской битвы исход Северной войны был фактически предрешен, но Шведская империя не без помощи английских, французских и имперских дипломатов предпочла вместо заключения мира агонизировать, теряя последние клочки балтийской территории. «Шведы навсегда останутся в истории… А царь приобрел в Европе значение и будет играть большую роль в общих делах» — так «похоронил» Швецию Лейбниц в письме русскому послу в Вене Урбиху.
Неопределенность в войне и во внутрианглийских делах не помешала Мальборо отреагировать на победу русских. Он узнал о ней спустя двенадцать дней — в лагерь под Турне прибыл посланец с письмом от Александра Меншикова. «Победа царя настолько значительна, что в ее последствиях не стоит сомневаться уже сейчас. Те северные государи, которые много лет благоговели перед королем Швеции, сейчас будут очень беспокоиться, если Англия и Голландия вовремя не примут меры, дабы помешать возможным изменениям на этих территориях», — писал герцог Годолфину в августе 1709 года. И о том же Хейнсиусу: «Надо подумать, как удержать баланс сил на севере». В письме Саре он посетовал: «Если бы несчастный король заключил, как ему советовали, мир с царем в начале лета, он мог бы… влиять на отношения между нами и Францией и сделал бы свое королевство счастливым, в то время как сейчас он во власти своих соседей». Тогда же Мальборо оценил мощь русского государя и в общих чертах определил будущую западную политику «сдерживания» России.
