Их отношения вполне можно отнести к довольно редкому в мире «дворов и альянсов» проявлению рыцарской дружбы.
Но вернемся в Бленхайм, который присутствовал в письмах Мальборо все военные годы. Это грандиозное здание имело в окружности около 250 метров, его северный фасад — 100 метров в длину. Оно продувалось сквозняками, а сейчас в нем обитает только ветер. Но этот дворец был таким, каким изначально его представлял себе Мальборо — Ванбру на этот счет проявил исключительную интуицию. К главному зданию дворца примыкали справа и слева два других, окруженные службами. Со стороны двора в центре здания выступал портик, к которому вела широкая открытая лестница. Изящнее выглядел садовый фасад с многоугольными башнями без крыш на четырех углах здания. Несмотря на массивность, Бленхайм поражал гармонией частей и спокойствием очертаний на фоне парка. Он был призван производить впечатление величественности и торжественности, и поэтому его внешняя отделка была пышнее, чем внутренняя. Похожим образом принц Евгений увековечил свои победы постройкой дворца Бельведер в Вене.
Был ли Бленхайм домом? Как однажды выразился сам Ванбру, «можно найти большое удовольствие в возведении дворца, лишь относительно пригодного для проживания, для другого человека». А Сара сочинила по этому поводу четверостишие:
Благодарю вас, сэр, какая красота!
Но где же все-таки мне спать и есть?
Я плачу, сэр, и это неспроста,
Жилищем это здание никак не счесть.
Но герцог гордился этим местом. И пусть величественный монумент славы Мальборо не стал уютным обиталищем, зато вокруг него впоследствии, в 1760-х годах, вырос изумительный парк, созданный Ланселотом Брауном — по мнению многих, лучшим ландшафтным дизайнером Англии. Брауна прозвали Капабилити за то, что говорил каждому своему клиенту — владельцу богатого поместья, что ландшафт в его владениях имеет огромные возможности (capability) для улучшения. Надо было быть не только превосходным садовником, но и предвидеть, как посадки будут выглядеть через сотню лет — только тогда парк начинал полностью соответствовать замыслу создателя. В наше время парк в Бленхайме достиг своего расцвета. В нем растут редкие деревья с необычными кронами и раскраской. Недалеко от водной террасы находится Розовый сад, а дальше к озеру — ров, усыпанный весной колокольчиками. Ниже расположен большой каскад и озеро. В 1987 году Бленхайм был включен в список мирового культурного наследия ЮНЕСКО.
В начале лета 1722 года Мальборо приехал в Виндзор Лодж, который в свое время королева Анна подарила Саре. До ноября 1721 года он еще изредка посещал палату общин, но в последние месяцы окончательно потерял речь и проводил время почти затворником, вдали от друзей и всего мира. К середине июня ему стало совсем худо, и он слег в постель. Дочери, герцогиня Монтегю и леди Годолфин, обеспокоенные состоянием отца, почти не отходили от него. Сара чувствовала, что это конец. 15 июня герцогиня позвала священников. Когда жена спросила, желает ли Джон чего-нибудь, то едва разобрала ответ: «Да, я согласен с ними». Кого он имел в виду? Священников? Или кого-то еще? Узнать уже было нельзя: Мальборо впал в кому. Его дыхание прекратилось на рассвете 16 июня. Когда эта новость достигла Лондона, кто-то сказал, что «герцог нашел в смерти своего единственного победителя».
В свое время Ванбру предлагал Мальборо построить в саду Бленхайма семейную усыпальницу. Но герцог эту идею отверг. Он не мог знать, что в конце концов и он сам, и многие его потомки найдут успокоение именно там. Сара настояла на том, что расходы по погребению мужа будет нести сама.
На похороны прибыли представители 24 знатных фамилий Англии. Присутствовал и король Георг, прибывший с пышным кортежем. Он сказал речь по-английски, но его английский мало кто понял. Траурную процессию в Вестминстерское аббатство составляли пэры, гвардия, девять генералов, в том числе и лорд Кадоган, уже одетый в униформу главнокомандующего. Палили пушки, Кинг-стрит и само аббатство покрывало черное полотно. «Сам Бог говорит «спасибо» своему самому выдающемуся, могущественному и знатному сыну — Джону, герцогу Мальборо…» — сказал в надгробной речи декан Вестминстера. В память о славном полководце и политике было отчеканено 4000 памятных медалей. По иронии судьбы, герцог Мальборо был похоронен в часовне короля Генриха VII Тюдора, рядом с человеком, с которым его любили сравнивать политические противники — с Оливером Кромвелем. В Бленхайм его останки перенесли в 1744 году, ибо герцогиня не могла допустить мысль, что в смерти будет разделена с человеком, любившим ее так пылко и преданно.
По завещанию мужа Сара получила 2 миллиона фунтов. Началась вдовья жизнь. В свои 62 года герцогиня сохранила обаяние, и скоро ее руки стали искать лорд Конингсби и герцог Сомерсет. Обоим она отказала. Как можно было вдове знаменитого полководца и политика выйти замуж за обыкновенного человека? Джон Мальборо был единственным мужчиной на свете, кого она любила.
Ко двору и в политику герцогиня Мальборо не вернулась.
Она не могла простить Уолполу, ставшему первым министром в 1721 году, и некоторым другим лидерам вигов временной благосклонности к Абигайль Мэшэм. С годами темперамент Сары не стал холодней. Она всегда считала себя правой, не нуждалась в советниках и по-прежнему полагала, что атака — лучший способ защиты. Она диктовала свою волю дочерям и их мужьям. В письме к епископу Эксетера она как-то призналась, что герцог Монтегю не сказал ей «и пятидесяти слов с того момента, как стал ее зятем». И кстати, ее дочь Мэри, герцогиня Монтегю, внешне не похожая на мать, переняла все слабости ее характера — противоречивость, вспыльчивость, желание всем давать советы и всеми руководить… Мэри обожала отца и после его смерти не общалась с матерью, которую называла «мадам». Другие дети называли Сару «дорогой ангел мама». Любимыми внуками герцогини-вдовы были дети Анны, леди Сандерленд, — Джек Спенсер и леди Ди (Диана Спенсер).
Сара ссорилась не только с членами семьи. Она умудрилась устроить полемику с Уолполом, от которого зависело финансирование Бленхайма, решив, что за счет государства можно еще отреставрировать и Виндзор Лодж. Уолпол распорядился выделять на Бленхайм 5000 фунтов ежегодно, а вот оплачивать ремонт Виндзора решительно отказался. Известно, что он часто жаловался коллегам-вигам на герцогиню.
В 1627 году ее посетил в Бленхайме Вольтер. Осмотрев дворец, французский просветитель заметил: «Если бы только комнаты были так широки, как толсты стены, это был бы очень уютный замок». Вольтер попросил герцогиню дать почитать ее мемуары, о которых ходило много слухов за проливами. Сара ответила: «Подождите немного. Там еще многое надо поправить. Сейчас я свожу счеты с королевой Анной, но замечаю за собой, что на фоне сегодняшних наших правителей опять начинаю любить ее». На стенах Бленхайма она приказала выгравировать надпись: «В память королевы Анны, под чьим крылом Джон, герцог Мальборо, завоевал могущество и процветание…» Такова была воля супруга, но, может быть, герцогиня следовала и своему желанию?
Сара благополучно пережила правление Георга I и видела коронацию Георга II. В последние годы жизни она больше говорила о военных и дипломатических победах герцога Мальборо. Она пережила мужа на 22 года и умерла в Мальборо-Хаусе 18 октября 1744 года в возрасте 84 лет. После нее осталось огромное наследство: 22 (по другим данным 27) земельных владения, включая Бленхайм, Мальборо-Хаус, Виндзор Лодж, Уимблдон… Единственная оставшаяся к тому времени в живых дочь, герцогиня Монтегю, была прощена и получила золотой сундук с двумя изображениями молодого Джона Черчилля. Ни один бедный в Вудстоке не был забыт богатейшей женщиной Англии — на это было выделено 300 фунтов. В ее завещании упомянуты и политики-виги, к которым пожилая леди в пику Уолполу благоволила — по 10 тысяч фунтов получили Уильям Питт, граф Грэхэм, и Филипп Стэнхоуп, граф Честерфилд. Титул и основные земельные владения четы Мальборо достались их внуку Чарльзу Спенсеру, от которого по прямой мужской линии происходят Уинстон Черчилль и принцесса Диана.
