— Йонте и Бенка!
— А это — мои! — И Андерс указал на Калле и Еву-Лотту.
— Какое оружие ты выбираешь? — спросил Сикстен, строго придерживаясь правил.
Все прекрасно понимали, что никаким оружием, кроме кулаков, дуэлянты не располагают. Но, когда соблюдаешь форму, получается как-то благороднее.
— Кулаки, — как все и ожидали, ответил Андерс.
И поединок начался. Четверо секундантов, стоя поодаль, следили за схваткой с таким волнением, что пот катил с них градом. Что касается бойцов, то они превратились в клубок мелькающих рук, ног и всклокоченных вихров. Сикстен был сильнее, зато Андерс — быстр и увертлив, как белка. С самого начала он ухитрился закатить Сикстену пару крепких тумаков. Но это лишь невероятно разожгло боевой дух Сикстена. Положение Андерса стало угрожающим.
Ева-Лотта закусила нижнюю губу. Калле глянул на нее. Он и сам бы не раздумывая бросился в битву ради нее, но — увы! — на сей раз девчатником обозвали этого счастливчика Андерса.
— Андерс, давай, давай! — упоенно кричала Ева-Лотта.
Андерс теперь тоже не на шутку разозлился и, неистово ринувшись в ближний бой, заставил Сикстена отступить. По правилам, такого рода поединки длились не больше десяти минут. Бенка следил по часам, и оба дуэлянта, зная, что время дорого, из сил выбивались, чтобы выиграть битву. Но тут Бенка крикнул «Брейк!», и Сикстен и Андерс скрепя сердце повиновались.
— Ничья, — рассудил Бенка.
Сикстен и Андерс пожали друг другу руки.
— Оскорбление смыто, — сказал Андерс. — Но завтра я оскорблю тебя, тогда мы сможем продолжить.
Сикстен одобрительно кивнул:
— Это означает войну Алой и Белой розы!
Сикстен и Андерс окрестили свои команды, следуя высокому образцу из истории Англии.
— Да, — торжественно возгласил Андерс, — начинается война Белой и Алой розы, и смерть поглотит тысячи тысяч душ и унесет их в свое черное царство.
Эта тирада тоже была взята из истории, и Андерс считал, что она звучит необыкновенно красиво, особенно после битвы, когда на Прерии спускаются сумерки.
Белые розы — Андерс, Калле и Ева-Лотта — торжественно пожали руки Алым — Сикстену, Бенке и Йонте, — и противники разошлись.
Надо сказать, что, хотя Сикстен и считал себя вправе обозвать Андерса «девчатником», когда тот прогуливался с Евой-Лоттой, он рассматривал Еву-Лотту как вполне достойного противника и представителя Белой розы.
Трое Белых роз пошли домой. Особенно спешил Калле. Он не находил себе покоя, если хоть на минуту выпускал из поля зрения дядю Эйнара.
«Все равно что поросенка в хозяйстве завести», — подумал Калле.
У Андерса из носа сочилась кровь. Сикстен, правда, грозился поразить его прямо в сердце, но все оказалось не так уж страшно.
— Здорово ты сегодня дрался! — сказала Ева-Лотта восхищенно.
— Да вроде ничего себе, — скромно согласился Андерс, глядя на закапанную кровью рубашку. Дома, наверное, влетит за нее, так уж лучше поскорей…Завтра встретимся! — крикнул он и помчался домой.
Калле и Ева-Лотта пошли дальше вдвоем, но тут Калле вспомнил, что мама просила его купить вечернюю газету. Он попрощался с Евой-Лоттой и направился к киоску.
— Газеты все проданы, — сказала дама в киоске. — Спроси в гостинице, у швейцара. Ничего другого не оставалось.
Возле гостиницы стоял полицейский Бьорк. Калле ощутил прилив симпатии к коллеге. Правда, Калле был частный сыщик, а частные сыщики всегда на голову выше обыкновенных полицейских, которые частенько оказываются удивительно беспомощными, даже при решении простейших уголовных проблем. Но все же он чувствовал, что его и Бьорка что-то связывает. Оба направляли свои усилия на искоренение преступности.
Калле был бы совсем не прочь кое о чем посоветоваться с Бьорком. Конечно, никто не оспаривал, что Калле Блюмквист совершенно выдающийся криминалист. Но все-таки ему было только тринадцать лет. Чаще всего он закрывал глаза на это обстоятельство и, выступая в роли сыщика, всегда представлял себя как зрелого мужчину с острым, проницательным взглядом и небрежно засунутой в рот трубкой. Благонравные члены общества величают его «господин Блюмквист» и оказывают ему всяческое почтение, преступные же элементы, наоборот, боятся его как огня. Но как раз сейчас он чувствовал себя всего лишь тринадцатилетним мальчиком и склонен был признать, что Бьорк обладает опытом, которого ему, Калле, не хватает.
— Привет! — сказал полицейский.
— Здорово! — отозвался Калле.
Бьорк внимательно взглянул на легковую машину, стоящую возле гостиницы.
— Стокгольмская, — определил он.
Калле остановился рядом с ним, заложив руки за спину. Так они стояли долго, не проронив ни слова, задумчиво глядя на одиноких вечерних прохожих, пересекающих площадь.
— Дядя Бьорк, — заговорил вдруг Калле, — вот если думаешь, что человек негодяй, что надо делать?
— Съездить ему разочек, — бодро посоветовал Бьорк.
— Да нет, я хочу сказать — если он совершил какоенибудь преступление.
— Надо его задержать, конечно.
— Нет, а если ты только думаешь, а доказать не можешь? — упорствовал Калле.
— Ходить за ним по пятам и следить! — Бьорк улыбнулся во весь рот. — Вот как, хочешь у меня хлеб отбить? — продолжал он дружелюбно.
«Ничего я не хочу», — возмущенно подумал Калле. Никто его не принимает всерьез…
— Ну, пока, Калле, мне надо в участок зайти. Подежурь тут за меня!
И Бьорк. ушел.
«Ходить за ним и следить!» Но как же ходить по пятам за человеком, который целыми днями торчит в саду и шага за калитку не ступит?
Да, дядя Эйнар ровным счетом ничего не предпринимал. Он лежал, сидел или бродил в саду булочника, словно зверь в кочетке, и требовал, чтобы Ева-Лотта, Калле и Андерс его развлекали и помогали коротать время. Вот именно — коротать время! Не похоже было, что у дяди Эйнара отпуск, скорей он чего-то ждет.
«Но чего — хоть убей, не понимаю!» — подумал Калле и вошел в гостиницу. Ему пришлось подождать. Швейцар был занят — он разговаривал с двумя мужчинами.
— Скажите, пожалуйста, у вас не остановился некий господин Бране,спрашивал один из них. — Эйнар Бране?
Швейцар покачал головой.
— Вы твердо уверены?
— Конечно.
Двое вполголоса посовещались между собой.
— А Эйнар Линдеберг? — спросил первый
Калле вздрогнул. Эйнар Линдеберг — да это же дядя Эйнар! Всегда приятно помочь людям, и Кале уже открыл было рот, чтобы сказать, что Эйнар Линдеберг живет у булочника Лисандера, но в последний момент осекся, и у него получилось что-то вроде нерешительного «эххр-р-м».
