4 ноября судья Верховного суда штата Нью-Джерси Моррис Малек приговорил Макгоуэна к пожизненному заключению с возможностью условно-досрочного освобождения через четырнадцать лет. Убийца неоднократно поручал своему адвокату обжаловать этот приговор, но все апелляции были отклонены.
Спустя месяц в Лечебно- диагностическом центре штата Нью-Джерси Макгоуэна обследовал еще один психиатр, д-р Юджин Ревич. Он получил образование психиатра и невролога, работал клиническим профессором медицинского факультета Ратгерского университета и был в числе первых авторов научных работ об убийствах на сексуальной почве.
Макгоуэн в очередной раз признался в том, что студентом университета фантазировал на тему изнасилования из-за своей сексуальной неудовлетворенности. Выслушав собеседника и обследовав его как с применением амобарбитала (так называемой сыворотки правды), так и без, психиатр пришел к выводу, что убийство Джоан было «не заранее обдуманным хладнокровным актом, а действием, совершенным в состоянии крайнего эмоционального расстройства и напряжения. Убийство было следствием дополнительного потрясения и ощущения неудачи, вызванных преждевременной эякуляцией». Кроме того, д-р Ревич заметил «признаки расщепления личности с использованием механизма отрицания».
Мне были известны случаи изнасилований, переходивших в убийства из- за преждевременной эякуляции насильника или его неспособности достичь и сохранять эрекцию. Обычно это происходило с двумя специфическими типами насильников: разъяренными отпором и эксплуататорами. Они склонны выбирать себе жертв среди взрослых женщин, и если преждевременная эякуляция или нечто подобное вызывает издевательскую реакцию жертвы или представляется унизительной нападающей стороне, то последствия могут быть ужасными. Учитывая, что в данном случае жертвой был ребенок, я был уверен, что здесь налицо нечто иное. Но вывод д-ра Ревича показался мне особенно удивительным:
«Мы полагаем, что такого рода происшествия - единичные случаи в жизни людей с подобным типом личности. Понадобился целый ряд обстоятельств, чтобы спровоцировать данный инцидент. Если бы девочка не зашла к нему домой в тот день или, скажем, у него было две банкноты по доллару, а не одна долларовая и одна двадцатидолларовая, то убийство не имело бы места как минимум на данном этапе».
Понятно, что преступления не произошло бы, если бы в тот день девочка не позвонила в дверь дома Макгоуэнов. Она стала трагической случайной жертвой. В остальном же, исходя из того, что было мне известно из собственных исследований сознания преступников, я был не вполне согласен с отчетами разных психологов.
Чья оценка была ближе к истине: мнение д-ра Эффрона о том, что «он может сорваться снова», или же вывод д-ра Ревича, что «такие происшествия - единичные случаи в жизни людей с подобным типом личности»?
Я решил, что смогу судить об этом только после того, как побеседую с Макгоуэном сам.
4. Резонанс
Если существует понятие, которое, по моему опыту, больше всего ненавидят близкие погибших от рук убийц, то это «готовность примириться с утратой». По мнению прессы, общественности, доброжелательных друзей и даже самой правоохранительной системы, именно это нужно скорбящим родным, чтобы «оставить это в прошлом и жить дальше».
Но любой, кому выпало пройти «испытание» убийством близкого человека, знает, что «примириться» с подобным невозможно, да на самом деле и не нужно. Скорбь проходит через несколько этапов и в итоге становится не настолько же невыносимой, но никогда не исчезает насовсем, равно как и невосполнимые пустоты в жизни и надеждах на будущее, вызванные гибелью жертвы.
Герлскаутская организация прислала открытку с соболезнованиями. Кроме них, никто из официальных лиц не потрудился связаться с семьей.
По словам Розмари, настоящая пустота наступила «после похорон, когда все разошлись и вернулись к своей обычной жизни». В тот период самым главным для нее было сохранить максимально нормальный образ жизни для Фрэнки и Мэри. «Я проследила за тем, чтобы Мэри осталась в герлскаутской организации, потому что она так хотела, хотя для меня самой было больно даже думать о разносе благотворительного печенья. Мы остались жить в том же доме, чтобы все вокруг оставалось знакомым: школа, друзья, все такое. Чтобы не нужно было справляться с какими-то еще переменами в жизни. Я старалась не быть чересчур опекающей. Разрешала выходить поиграть, хоть и очень внимательно следила за тем, где они. Им следовало оставаться детьми, а я не хотела становиться параноиком».
Не хотела Розмари и ограждать их от новостей о ходе рассмотрения дела об убийстве сестренки. «Я сама рассказывала им о том, что происходит, чтобы дети узнавали об этом от меня. Я понимала, что они обо всем услышат, и не хотела, чтобы это их пугало. Мы усаживались на полу в спальне и говорили обо всем, что их заботило. Френки и Мэри стремились к этому и знали, что их не оставят в стороне». Время от времени она и Фрэнк возили их на кладбище «в гости к сестренке, которая на небесах».
В конце концов Розмари смирилась с тем, что ее любовь и боль неразделимы. «Все эти годы я ощущала в своем сердце связь с Джоан. Я не выбрала бы именно такую связь по своей доброй воле, но она вдохновляет меня на то, что я делаю. С этим приходит некое умиротворение».
И это было не все, с чем пришлось столкнуться Розмари. Через семь месяцев ее горячо любимый отец скончался от рака. Он обожал внучку и все время оплакивал девочку.
Розмари была на судебном заседании, на котором Макгоуэн признал себя виновным. Она чувствовала, что должна присутствовать на нем ради Джоан. Присутствовала и Женевьева Макгоуэн. «Когда я заходила в зал суда, она смерила меня самым ледяным взглядом из тех, что я встречала за всю мою жизнь. Я увидела ее впервые».
Розмари не возражала против судебного разбирательства дела Макгоуэна, в ходе которого была бы установлена истина и ничто не осталось бы в тайне, включая детали гибели Джоан. Но, как это часто бывает, до нее стали доходить и иного рода детали. В частности, ей было чудовищно узнать от подруги содержание разговора Женевьевы с ее приходской знакомой. Мать Макгоуэна сказала, что ненавидит Розмари, потому что, если бы не она, Джо не убил бы Джоан и не сел бы в тюрьму.
Еще ее преследовали проблемы со здоровьем. Первый звоночек прозвучал, как она припоминает, в девятнадцатилетнем возрасте в Нью-Йорке. Однажды Розмари бежала к автобусной остановке и вдруг почувствовала, что нога напряглась и не держит ее. Она не поняла, что это было, но вскоре забыла об этом случае.
Несколько лет спустя, будучи беременной Мэри, Розмари ощущала исключительное переутомление и поняла, что это не обычная усталость от беременности. Она постаралась выработать собственные приемы и защитные механизмы для борьбы со своим непонятным недугом: «Пришлось решительно и сосредоточенно заниматься укреплением собственного организма».
После рождения Джоан утомление стало еще более выраженным, и до достижения ребенком полуторамесячного возраста Розмари была вынуждена нанимать помощницу по хозяйству. Неясные и изменчивые симптомы продолжались. Казалось, что они затрагивают то одну, то другую часть тела. «С течением дня симптомы нарастали, а хуже всего становилось вечером. Я догадывалась, что чем-то болею». В целом же она ощущала ужасную усталость и понимала, что каждый день располагает лишь ограниченным запасом сил, полное использование которого грозит неприятными последствиями.
