«Считали его подхалимом, - говорит Каррильо. - А еще я вспоминаю, что, когда было модно состоять в клубе Playboy в Нью-Джерси, Джо щеголял перед всеми в учительской своей золотой членской карточкой. Одобрение или признание окружающих, да, для него это было важное дело».
Мы спросили Каррильо, нравился ли Макгоуэн ученикам. «Думаю, да. Он относился к типу учителя, который старается расположить их к себе. Он очень старался нравиться детям».
Однако это получалось не всегда. Позже мы с Марком узнали, что целому ряду учениц было в обществе Джозефа не по себе. Одна женщина, которой сейчас под шестьдесят, вспомнила, как на уроке химии спросила Макгоуэна, что делать с уже не нужной ей стеклянной колбой. Он схватил колбу и бросил на пол так, что осколки разлетелись по всему классу. Свой поступок преподаватель никак не объяснил.
Так же думали о Джозефе и другие ученицы. Одна из них поделилась своими воспоминаниями в социальной сети: «Когда-то, наверное, в выпускном 1971 году, этот Макгоуэн вел у нас химию. Он пугал настолько, что я пошла в дирекцию и попросила, чтобы меня перевели из его класса».
Неделю, последовавшую за убийством Джоан, школа в Таппан Зи оставалась закрытой на весенние каникулы, но в день начала занятий, в следующий понедельник, в классах царила атмосфера гнетущей тишины.
«Возобновление занятий происходило очень странно. Все знали, что произошло, но никто толком об этом не разговаривал. Может, ученики и обсуждали это между собой, но сотрудники были просто в шоке, и всё. Совет по образованию уволил Макгоуэна на закрытом совещании, публично об этом не объявляли», - говорит Каррильо.
По словам Каррильо, он общался на эту тему с Юджином Бальери, и «кое-что вспоминалось. Но случившееся было так ужасно, что люди избегали касаться этого даже вскользь».
Еще хуже было Джеку Мескино: «Возобновление занятий проходило просто ужасно. Мы же преподавали совместно, и тут вдруг наши ученики становятся моими учениками. Никогда не забуду первые несколько уроков. Мне нужно было пять-десять минут, чтобы просто набраться мужества обратиться к ученикам. Сидели и смотрели друг на друга, не знали, как с этим быть. Были полностью оглушены».
На протяжении нескольких последующих недель сидевшего в окружной тюрьме Макгоуэна подвергли еще некоторым психологическим обследованиям. 10 мая 1973-го, немногим более чем через две недели после д-ра Гэйлина, подозреваемого проверял психолог Эммануил Фишер. Он установил, что Макгоуэн «чрезвычайно нестабильная, зажатая и истеричная личность, склонная поступать по настроению и импульсивно, в очень несдержанной форме. Несмотря на то что он исключительно умен, рациональный контроль слаб».
Д-р Фишер отметил «огромную глубинную бессознательную враждебность», которую он «подавлял, избегал, сублимировал и интел л актуализировал». И хотя он старался казаться «очень порядочным, воспитанным, адекватным человеком, эти подчеркнутые порядочность, воспитанность и адекватность представляют собой фасад глубокой депрессивности и враждебности, в которых он не отдает себе отчета».
Менее чем через месяц, 6 июня, д-р Гэйлин представил психиатрический отчет о своих беседах с Макгоуэном. Он отмечал, что обследуемый «предоставил хорошо обоснованное описание своего сексуального влечения к маленьким девочкам. Это, и совершенно очевидная картина доминирования матери, и ее чрезмерная опека ясно указывают на наличие у него ряда серьезных проблем, не позволяющих выстроить нормальные отношения со взрослой женщиной».
Гэйлин ссылался на признание Макгоуэна в том, что уже несколько лет его сексуально возбуждают маленькие девочки, особенно его двенадцатилетняя двоюродная сестра. По его словам, он мастурбировал, фантазируя об изнасиловании. На этой основе психиатр сделал вывод о том, что «маленькие девочки не являлись источником его представлений о себе как о довольно слабом мужчине».
В октябре д-р Абрахам Эффрон представил еще один нейропсихиатрический отчет. Согласно ему, Макгоуэн подтверждал то, что уже рассказал д- ру Гэйлину о своих «сексуальных фантазиях». Он добавил также, что в девятнадцатилетнем возрасте работал вожатым в летнем лагере и испытал возбуждение, когда одна из девочек села к нему на колени.
Д-р Эффрон побеседовал также и с матерью Макгоуэна Женевьевой, которой в момент убийства не оказалось дома. Она сказала, что ее супруг, скончавшийся от сердечного приступа, когда Джозеф находился в университете, «был намного ближе к мальчику, чем она, и часто ходил с ним гулять». По окончании высшего учебного заведения Джо поселился в родительском доме вместе с ней и бабушкой.
В отчете Эффрона говорится:
«Макгоуэн не всегда показывает свои чувства, утаивает многие стороны своего сложного истинного “я”, свое сам ©отождествление и связанные с ним эмоциональные трудности. Он пытается скрывать свою неспособность по- настоящему утвердиться в роли мужчины. В обществе противоположного пола всегда испытывает напряжение. Это порождает тревожность, в свою очередь подпитывающую саму себя и выливающуюся в еще большую напряженность, которая должна сгладиться полной потерей самоконтроля или
сексуальной разрядкой.
Ему удается контролировать скрытый психоз и непомерными интеллектуальными усилиями сдерживать свои первобытные импульсы, но, как показывают прошлый и трагический недавний опыт, он может сорваться снова».
Дискуссия о том, рождаются маньяками или становятся ими (так называемый вопрос «наследственности или воспитания»), не утихает. Берусь утверждать, что человек, не имеющий определенных врожденных склонностей к импульсивности, приступам ярости и/или проявлениям садизма, не станет маньяком в силу трудного детства. В то же время я нисколько не сомневаюсь в том, что плохое воспитание и негативные впечатления детства и юности могут подталкивать к этому людей, обладающих такими врожденными склонностями.
Кстати, одним из таких людей был Эд Кемпер.
Эдмунд Эмиль Кемпер III был первым, кого мы с Бобом опросили после того, как мне пришла в голову идея разговаривать с убийцами. Единственной проблемой было то, что мы толком не понимали, что делаем.
Работая агентами ФБР, мы научились опрашивать свидетелей и допрашивать подозреваемых. Но ни один из этих навыков в действительности не помогал нам в беседах с заключенными. Опрос в процессе следствия - встреча с человеком, который может обладать информацией в связи с преступлением или совершившим его преступником. Мы стараемся разузнать как можно больше о том, кто, что, когда, где, зачем и как. К этому человеку не относятся, как к подозреваемому.
В то же время допрос подразумевает, что вопросы задаются человеку, которого подозревают в совершении преступления. Такого человека обязаны проинформировать о его правах, а получение сведений ни в коем случае не должно нарушать установленные процессуальные рамки. Для допрашивающего это обычно становится чем-то вроде презентации, в ходе которой подозреваемый получает неопровержимые доказательства своей причастности к совершенному преступлению. Чтобы привести подозреваемого к сотрудничеству и признанию, вопросы задаются не в сослагательном, а в утвердительном наклонении.