Последние слова кружевница, ошеломлённая собственной дерзостью, почти прошептала. Катя встала, подошла к девушке погладила по плечу:
– Скажи, где ты живёшь?
– Недалече, – и окончательно смутившаяся мастерица путанно объяснила, как можно найти их дом.
– Ступай, – отпустила её Екатерина, – завтра мы вас навестим. Ты не будешь против?
– Не буду, госпожа. Только житьё наше неказистое, вам неприятно будет.
– Ничего, потерпим, – успокоила её женщина, и взволнованная девица, отвесив поклон, поспешила на выход. Даже узелок с кружевом забыла.
– Даша, прости, что не посоветовавшись решение приняла, – спохватилась моя помощница. – Как ты смотришь на то, если я схожу к ним? Может, смогу чем-то сироткам помочь.
– Я тоже с тобой пойду, – «перевела» Дуняша моё бестолковое мельтешение пальцев, и ещё от себя добавила: – Можно я с вами?
– Куда же мы без тебя, лапушка? – приобняла её Екатерина.
Пока меж собой договаривались о визите, к нам подошли ещё двое. Стояли молча, терпеливо ожидая, когда кто-то из нас обратит на них внимание.
– Вы тоже кружевницы? – с улыбкой спросила Дуняша и покосилась на Катю. Девушки были близняшками.
– Нет, барышня. Но, может быть, вам рисовальщицы нужны? – спросила одна, похожая на сестру, как зеркальное отражение. – Наш батюшка парсуны пишет и нас научил, только заказов мало и платят плохо. Мы можем узоры придумывать для вышивок… – как последний аргумент предложила одна из сестёр.
– Дуня, спроси у них, хотят ли научиться лица красить моими притираниями? – едва сдерживая радость, мысленно попросила помощницу.
Это же какая перспектива открывается! Художниц приёмам макияжа обучить намного проще, чем обычную горожанку. Им же и курсы можно поручить вести. Куда профессиональнее обучать станут, чем я через Дунечку. А времени свободного сколько у меня появится для работы в лаборатории! Спасибо, светлые боги, что послали мне этих девушек.
Но художницы сомневались. Переглядывались, плечами пожимали, едва заметно морщили носики. Понятно. Они же думают, что им предстоит «рисовать» матрёшкины личины. Я бы тоже на такое не подписалась. Мысленно попросив Дуняшу, чтобы они с Катей начали объяснять условия работы томившимся в ожидании мастерицам, поманила девушек за собой.
Комната, где поставили кресло-трансформер и стол с ящиками, наполненными баночками с моими придумками, была готова к приёму клиенток. Шпателем достаю немного «тонального средства» и наношу его на руки художницам. Жестом показываю, что следует хорошенько размазать по коже. Растирают, нюхают, удивляются.
– Это для рук?
Отрицательно качаю головой и дотрагиваюсь до щеки. Открываю следующую баночку – в ней средство на несколько тонов темнее первого – наношу на руки рядом с предыдущим слоем. Потом третий, самый тёмный. И показываю, тыча пальцем в баночку и на своё лицо, что на какой-то участок можно нанести тон темнее, а куда-то более светлый.
– Людочка, так это же живопись! Только не на доске, а на лице! – ахает одна из сестёр, а вторая пристально рассматривает свою руку, пальчиком смешивая оттенки.
– Ещё цвета есть? – интересуется она. Похоже, в их тандеме Людмила главная. Киваю и показываю на глаз, скулу, губы.
– Тоже разные оттенки? – Получив утвердительный кивок, переглянулась с сестрой: – Мы согласны.
Это только кажется, что наняли искусных мастериц и дело само сладится. Ага, как же! Несмотря на строжайшее предупреждение, что за скандалы и склоки будем безжалостно увольнять, притирались работницы друг к другу с трудом. Почти все никогда не работали в коллективе, а у каждой свой характер и свои привычки.
Хорошо, что Людмила и Белослава работать будут отдельно от всех. Богема средневековая, леший их в лес унеси. Меня слушаются только потому, что я хозяйка и в макияже разбираюсь лучше них. Иначе вовсе неуправляемы были бы. Пригрозила, что малейшее недовольство со стороны клиенток – выгоню, и пусть дома парсуны малюют.
Новая вышивальщица Ирина предупредила сразу, что может работать только в одиночестве. Болтовня, обычно царившая в общей мастерской, её отвлекает. Хорошо, что места много, выделили ей самую маленькую комнату с большим окном. Хоть стеклышки и непрозрачны, но сторона солнечная, света достаточно.
Продавщица наша оказалась из обедневшего дворянского рода. Настолько бедного, что даже приданого не могли родители за дочерьми дать. Единственным богатством Ружены и её двух сестёр было хорошее домашнее образование.
– Матушка всему нас сама учила. Наставляла, что любая наука поможет на кусок хлеба заработать. Сестрицы решили искать места воспитательниц в домах богатых, а я у вас счастье попытала. Всегда думала, что хорошо рукоделием овладела, а как оказалось, далеко мне до мастерства, – рассказывала о себе барышня.
– Но торговля – это тоже не просто за прилавком стоять и мило улыбаться, – предупредила её Екатерина. – Ну-ка пойдём, продашь мне комплект какой-нибудь.
Ружена встала у прилавка и, сложив руки на животе, с доброжелательной улыбкой смотрела, как к ней подходит «покупательница». Когда между ними оставалось шага три, девушка сделала книксен и поприветствовала Катю:
– Добрый день, госпожа. Чем могу вам помочь?
– Ничем, – отрезала «покупательница» и не глядя на продавщицу, решительно шагнула к полкам с явным намерением самостоятельно порыться в сумочках.
– Госпожа, в нашем магазине так не принято, – растерялась Ружена.
– И что? – уже тянула руку к приглянувшейся сумочке, попутно «нечаянно» повалив несколько аккуратно выстроенных рядком, «покупательница».
– Я стражу городскую позову… – прошептала, чуть не плача, барышня.
– Угу, беги! А я тем временем пару комплектов за пазуху запихну и уйду из магазина, – прокомментировала её намерение Екатерина.
Ружена выпрямила спину, проглотила ком в горле и почти спокойно спросила:
– Продавщицей я тоже не смогу работать?
– Сможешь, когда усвоишь несколько правил, начнёшь ими пользоваться и поймёшь, что аристократы тоже люди и бывают разными.
Глава 11
Погрузившись в воспоминания, я не заметила, как к нам через кусты подкрадывался зверь. Цветом шкуры он сливался с прошлогодней травой, двигался настолько бесшумно и незаметно, что даже птицы, с пересвистом шуршащие в ветвях, не вспорхнули тревожно и не притихли выжидательно. Только когда тяжёлая лапа мягко толкнула меня на спину, а лицо обдало теплое дыхание и кольнуло вибриссами, поняла, что в очередной раз проиграла.
– Пых! – мысленно потянулась к питомцу. – Так нечестно. Ты даже эмоции прячешь. Как тебя теперь можно засечь?
– Пыф! – пренебрежительно фыркнул зверь, выпуская меня из захвата.
Прошли те времена, когда я была старшей и опекала его. Теперь Пых считал себя главой прайда. Он редко появлялся в доме, у него была своя жизнь – но мои наставления, что домашних животных убивать нельзя, он помнил. Вот и сейчас пушинка, нечаянно приставшая к морде, свидетельствовала, что обедал зверь дичью.
