– Товарищ полковник, по вашему приказанию гражданин Рословцев доставлен! – гаркнул в Венино ухо один из провожатых.
– Что так орешь, Сидякин? – приподнялся из-за стола довольно пожилой мужчина в полковничьей форме. – Доставили, и хорошо. Свободны. А вы, товарищ, присаживайтесь.
Несколько секунд Вольский разглядывал Веню, а затем нажал на кнопку на своем телефоне:
– Майора Афонина ко мне. С материалами по Рословцеву.
Подняв глаза, он неожиданно произнес:
– Мне запала в сердце ваша песня «Маки». Я фронтовик. Принимал участие в штурме Сапун-горы. Много народа там полегло, много крови пролито… слова тоже вы написали?
– Да, – скрепя сердце кивнул Веня, мысленно снимая шляпу перед Юрием Антоновым.
– Разрешите, товарищ полковник? – послышалось от двери.
– Проходи, Сергей. Занимай место напротив нашего замечательного гостя. Мы уже беседуем с ним. Вот, хотел у него спросить, воевал ли кто-либо из его родственников?
– Мои родители погибли на фронте, – мысленно перекрестившись, ответил Ростовцев. – Наверное, вам это уже известно.
– Почему вы так думаете?
– Потому что у вас работа такая.
– Молодец. Не догадываетесь, зачем вас позвали?
– Может быть, мои родители не погибли? – дерзнул Веня.
– Нам тоже этого хотелось бы, – сказал полковник, – но, увы… давай, майор.
– Вениамин, – наклонился к гостю Афонин. – Вы политикой интересуетесь?
– Не фанатею, но смотрю и читаю новости…
– Что вы сказали?
– Интересуюсь, конечно.
– Вы в курсе, что сейчас происходит в Чехословакии?
– Да. Там случился контрреволюционный мятеж, а войска Варшавского договора его подавили.
– В целом верно. Когда вы лично узнали об этом?
– Как и все, дня три назад из новостей по радио.
– Тогда что вы скажете на это, – он потряс серой папкой, завязанной белым шнуром. – У меня имеются сведения, что в ночь на первое января этого года вы утверждали, что в августе в Чехословакию будут введены советские войска.
– Не знаю, бред какой-то.
– Но ведь вы это сказали. Есть несколько свидетелей. Мало того, вы тогда также заявили, что причиной ввода войск будет бунт.
– Мы встречали Новый год, выпили. Ну, и несли всякую чепуху. Извините…
– Причем тут «извините». Вы хотите сказать, что произнесли это неосознанно. Выдумали и произнесли. Так?
– Думаю, что так.
– Кроме того, вы там сказали, что подобное ждет Польшу в восьмидесятом году.
– Не помню.
– Польша действительно взбунтуется?
– Не знаю, товарищ майор. Надо дождаться восьмидесятого года и проверить, – попытался пошутить Веня.
– Вы еще говорили, что социалистическое содружество держится на страхе, а не на идейной основе. Вы же комсомолец.
– Если это действительно имело место, то раскаиваюсь. Я так не думаю, – принялся сглаживать ситуацию Ростовцев, справедливо полагая, что нельзя допустить пристальное к себе внимание со стороны власти.
– Вот что, Вениамин, – вмешался полковник, – по последнему эпизоду мы обязаны вынести вам общественное предостережение с обязательным уведомлением по месту работы, учебы и вашей комсомольской организации. Мы не станем этого делать, но взамен вы должны периодически сообщать нам о ваших мыслях, видениях и так далее. Согласны?
– Согласен, – обрадовался Веня, что вроде легко отделался. – Только позвольте поинтересоваться, как часто и каким образом я буду вам это сообщать?
– Скажем, один раз в квартал с вами будет встречаться наш сотрудник, который сам вас найдет. По необходимости можете и сами обращаться в любое время дня и ночи. Ваш статус по отношению к нам – доверенное лицо. Есть возражения?
– Наверное, нет.
– Хорошо. В данный момент вы ничего нам сообщить не желаете?
– Что именно.
– То, что, как вам кажется, могло бы произойти в будущем.
Веня задумался. Если он вспомнит о том, что точно знает, то есть о развале СССР, о России, Украине и так далее, то, скорее всего, здесь и останется. Однако нужно о чем-то рассказать, что может случиться в скором времени. Но что? Никаких политических событий советского времени он сейчас не помнил. Чтобы это случилось, нужна или какая-либо ассоциация или… бутылка доброго вина. И тут его осенило! В последний приезд к родителям, он читал книгу «История космонавтики». Там были эпизоды, которые шокировали и врезались в память – гибель космонавтов. Сейчас же появилась реальная возможность их спасти. С Комаровым он уже опоздал. Тот разбился в апреле шестьдесят седьмого. А вот Союз одиннадцать…
– Послушайте, Владимир Дмитриевич, – начал он. – То, что я вам сейчас скажу, очень важно…
Полковник вышел из-за стола и сел рядом с Веней:
– Давай, дорогой, давай.
– Мне последнее время снится космический корабль с тремя космонавтами на борту. При посадке они погибают. Произойдет разгерметизация спусковой камеры. Это случится, – Ростовцев нарочито закрыл глаза и наморщил лоб, – в конце июня семьдесят первого года. Фамилия одного из них – Добровольский.
– Лихо, – хмыкнул полковник. – Не то, что я ожидал, но все равно спасибо. Еще есть что?
– Нет, это все.
Посещение Литейного натолкнуло Веню на едва ли не самую главную мысль в его жизни. Он вполне серьезно начал думать о том, что все то, что с ним случилось, далеко не случайно. Кому-то это было очень нужно. Возможно, даже богу. Он послан сюда, как пророк, как Иисус Христос с великой миссией спасти людей и изменить мир в лучшую сторону. Спасение уже началось. Он был абсолютно уверен в том, что теперь никакой катастрофы с Союзом одиннадцать не произойдет.
А через два месяца произошло замечательное событие – Вениамин Рословцев стал лауреатом премии Ленинского комсомола. В наградном листе было сказано, что премия присуждена за цикл произведений, воспевающих идеалы коммунизма и несущих их в массы. Конечно, всем было ясно, что Веня отмечен за песню «Дорогой мой комсомол», которая ежедневно по нескольку раз транслировало Гостелерадио СССР. Самой приятной частью в этой премии была финансовая. Лауреату полагалось ни много ни мало, а пятьдесят тысяч рублей.
Благодаря этим деньгам и Игорю Крутому, Веня и Аня совершили качественный рывок в своей жизни. Они, наконец, узаконили свои отношения и переехали на постоянное место жительства в Ленинград. С жильем вопрос был решен по-советски. Помогла, как всегда, Раиса. Купли-продажи недвижимости, естественно, никакой тогда не было. Квартиру можно было только поменять. Но что можно было получить за маленькую сестрорецкую однушку? Какую-нибудь клетушку в коммуналке на окраине Питера? Да и то – вряд ли. Однако молодожены вселились в просторную двухкомнатную квартиру на Дворцовой набережной. Залогом успеха сделки послужили двадцать тысяч рублей, которые куда-то отнесла Рая. Правда, чрез пару недель, у нее появился новенький «Москвич», но все были рады и этому приобретению. И никому не пришло в голову связывать воедино два этих события.
