Все предыдущие певцы удостаивались ровных дежурных аплодисментов. Когда же закончил Веня, в зале установилась мертвая тишина. Потом раздался легкий шорох. Это ректор и секретарь парткома виновато вытирали пот со своих лбов. А еще через несколько секунд обвалился потолок. Не в прямом смысле, конечно. Просто зрители вышли из шока. Студенты хлопали и орали так, что совершенно не было слышно, что пыталась говорить комсорг Люба, выскочившая вдруг на сцену. Студенты бесновались, а вот актив по-прежнему находился в ступоре. Все смотрели на тучного лысого мужика, сидящего в центре первого ряда. Тот встал, развел руки и вернул тишину.
– Тебя как зовут? – вперил он взгляд в Ростовцева.
– Вениамин. Студент первого курса. Заочник. А вас?
– Рословцев, спятил?! – зашипел ректор. – Первого секретаря товарища Приходько не узнаешь?
– Что за песню ты спел, Вениамин? – невозмутимо продолжал товарищ Приходько.
– Про любовь, – искренне ответил Веня.
– Да, я слышал, что не про революцию. Концерт-то у нас… у вас праздничный, посвященный юбилею Октября. А ты – про любовь. Кто автор этой песни?
Вот здесь Веня задумался. Если он скажет, что Игорь Крутой, то ясно, что такого персонажа в этом мире нет. А если есть, то явно не композитор или еще не композитор, потому что сейчас этот украинский мальчик наверняка даже и не подозревает, что будет писать музыку.
Поэтому, мысленно извинившись перед Крутым, он произнес:
– Я.
– Вот как? – заинтересовался Первый секретарь. – И слова твои?
– Мои, – вновь взял на себя ответственность певец, теперь уже попросив прощения у Николаева.
– Еще у тебя что-то есть?
– Есть, – не стал скромничать Веня.
– Ну, тогда слушаем.
Ректор пытался объяснить Приходько, что каждый из солистов исполняет лишь один номер, но тот даже к нему не повернулся. Веня же решил больше не беспокоить Крутого, а попробовал обратиться к Добрынину:
– «Прощай, со всех вокзалов поезда…», – ударил он по клавишам.
Эффект от второго номера превзошел предыдущий, потому что теперь хлопали и первые пять рядов. Далее Вене пришлось извиняться перед Тухмановым, Антоновым и Газмановым, потому что следующими были их композиции. Его не хотели отпускать. Он слышал, как пышногрудая дама, сидящая прямо за Приходько, наклонилась и произнесла фразу, в которой присутствовало слово «гений». Еще один гость настоятельно просил Ростовцева десятого ноября в пятнадцать часов прибыть в Ленинградскую консерваторию «…с нотами и партитурами произведений, если таковые имеются».
Аня не ожидала, что песни композиторов будущего Вене придется признать своими. Вначале она даже пыталась его за это ругать, но потом поняла, что другого выхода у него не было. Он пообещал ей, что постарается больше ничего не присваивать. Однако к визиту в консерваторию тщательно готовился и записал не только ноты исполненных им песен, но и слова. Было ясно, что от этого мероприятия, как ни от чего другого, зависит его будущее, как бы двусмысленно это не звучало.
И, наконец, этот день настал. В костюме от фабрики «Заря», югославских туфлях и с папкой под мышкой Веня прибыл в Ленинградскую консерваторию имени Римского-Корсакова. Его проводили в аудиторию с роялем, где уже находились несколько человек. Девушка, сопровождавшая его, радостно сообщила:
– Вот, товарищи, Вениамин Сергеевич Рословцев, знакомьтесь. А Вениамин Ефимович скоро подойдет.
Как только она вышла, самый молодой из присутствующих встал и протянул руку:
– Слава Пожлаков, может слышал?
– Слышал. Очень приятно, Веня Рословцев.
– Давай, Вень, пока Баснера нет, сбацай нам что-нибудь.
Остальные в этот момент засмеялись. Вене показалось, что как-то даже пренебрежительно.
– Давай, давай, не стесняйся, – подал голос другой. – Посмотрим, какой ты самородок.
Вене очень захотелось доказать, что эти люди точно не зря сюда пришли. Поэтому он совершенно забыл о просьбе Анюты.
– А на английском можно? – поинтересовался испытуемый, садясь за рояль.
– Да хоть на китайском, – подмигнул курчавый блондин.
«Эмти спейсис, вот арви ливин фо…, – затянул Веня, наблюдая за слушателями.
По мере разворачивания темы «Шоу должно продолжаться» снисходительные улыбки с их губ начали сползать. Когда же грянул припев, улыбки уже отсутствовали, потому что были раскрыты рты. Не закрывались они до последнего аккорда и после него. Первым отреагировал Славик:
– С ума сойти! Ты хочешь сказать, что это тоже ты сочинил?
– Нет. Это песня группы «Квин», – сказал чистую правду Веня.
Хоть ему было известно, что данный хит будет написан лишь через двадцать с лишним лет, у него не было ни малейшего желания извиняться еще и перед Фредди Меркюри.
– Квин? Не слышал. Битлз, Роллинг стоунз, Энималз – слышал. Надо друзьям заказать диск.
– Ну-с, и где же наш герой? – послышалось от двери.
– Вот он, – кивнул Пожлаков. – Кое-что уже показал.
– Что же?
– Песню одной английской группы. Превосходно.
– Ну, скажем, иностранщина мне не нужна, а вот то, что напевала мне Лидия Семеновна, было бы интересно послушать. Как вас зовут, молодой человек?
– Вениамин.
– Как?! Не может быть? Тезка! Наконец-то, коллега с моим именем. Дай-ка, бумаги, Вень, полистаю, – протянул Баснер руку.
Он открыл папку и углубился в изучение «Вениных» произведений. На это ушло минут десять, не меньше.
– Так и есть, – хмыкнул мэтр. – Похоже, не обманули. Все произведения оригинальны. Давайте, теперь послушаем вживую.
Вене вновь пришлось потревожить рояль и исполнить все пять шедевров. Было забавно наблюдать, как к предыдущим открытым ртам добавился еще один.
– Прелестно, – по окончанию озвучил вердикт Баснер. – А вам как?
Все присутствующие закивали головами.
– Думаю, как эти вещи представить худсовету, – продолжал он. – По одной или все сразу? Как вы считаете?
– Проще все сразу, Вениамин Ефимович, – ответил курчавый. – И чтоб автор тоже там был.
– Безусловно, он будет. Просто, я сомневаюсь… все песни про любовь и ни одной нет про направляющую и руководящую, – понизил голос Баснер в конце предложения.
– Почему? – возразил Станислав. – Там есть одна про войну.
– Этого не достаточно. Думаю, что в самой громкой из них нужно изменить текст.
– Это в какой? – поинтересовался Веня.
– В той, где «…лепестками белых роз наше ложе устелю». На что намекаешь, Рословцев? Там у нас в худсовет приглашают таких членов, которые и в милицию могут позвонить. Миш, Рябинин, можешь сюда другие слова вставить?