— Моя жена очень спокойная женщина, далекая от творчества, — объяснял Константин, — она дает мне уют и умиротворение. Дома я могу расслабиться и обо всем забыть. Я слишком зациклен на театре, мне необходим островок покоя в моей бешеной жизни. Если я не буду уходить к ней, я просто сдохну или свихнусь от своих же идей.
А через два дня ушел, оставив Айлин думать: так ли он ласков сейчас с супругой, как был с ней?
Но после Айлин забывала, что он женат, ведь Константин круглые сутки проводил с ней. Он был на творческом взлете и, словно из пластилина лепил все, что Константину шептал его гений. Айлин не знала, задает ли Екатерина мужу вопросы о том, где он пропадал. Константин, всецело поглощенный своими идеями, новыми постановками, работой со студентами, неделями не показывался дома.
Айлин снова начала говорить любимому о том, что хотела бы жить с ним всегда.
— Зачем нам жить вместе? Ты так сильно хочешь стирать мою одежду? — искренне недоумевал Константин.
— С чего вдруг? Я хочу, чтобы ты стирал мою, — смеялась Алёна ему в ответ.
— Нет, Айлин, — уже строже сказал он, — я должен бывать дома, ты же знаешь, у меня сын.
— Я тоже могла бы родить тебе ребёнка, — робко произнесла Айлин.
— О нет, Айлин, нет, — простонал он, — ты и дети — как тебе такое в голову пришло? Ты актриса, и должна быть на сцене. Не все обязаны рожать. Что за глупость.
И, прежде чем она успела обидеться на его слова, добавил:
— На музах не женятся, от них не заводят детей. Музы не ждут у окошка вечерами. Ты моя муза — вечно юная и прекрасная. Давай не будем опошлять бытом нашу любовь.
Она не впервые замечала, как легко он играл с ее эмоциями, как опытный жонглер с цветными мячиками. Как ловко гасил ее раздражение несколькими ласковыми фразами, как быстро разгонял ее эмоции, если они требовались ему для сцены. Айлин тоже училась манипулировать людьми, но против учителя была бессильна.
Так продолжался этот блестящий союз двух талантов и безнадежная связь двух влюбленных целых шесть лет.
Айлин вернулась из совместной с Константином короткой поездки. Он неожиданно захотел побыть наедине со своей музой. И вот она, окрыленная, со светлой улыбкой впорхнула в театр и в гримерке начала подготовку к репетиции.
В той же гримерке находилась актриса второго плана — главная сплетница в их не самом дружном коллективе.
— Я восхищаюсь твоим самообладанием и таким непробиваемым цинизмом, дорогая, — со злой улыбкой проговорила блондинка.
— О чем ты? — не поняла Айлин.
— Я о вчерашнем фильме на главном канале, конечно.
— Какой фильм?
— Так ты не в курсе? — обрадовалась блонди. — Конечно, откуда тебе знать? Ты же провела входные с нашим гением. — Актриса насмешливо закатила глаза и с ехидством добавила: — Вчера показали замечательный фильм к юбилею Васильева. Ты посмотри, Многоликая, тебе обязательно будет интересно.
Айлин в тот же вечер, дома, без посторонних глаз включила телефильм о семье Васильевых, снятый специально к пятидесятилетнему юбилею выдающегося режиссера. Фильм получился добрый и по-домашнему уютный, но Айлин чувствовала, как холодели от ужаса ладони, а горло сдавливало болезненным спазмом. Она смотрела об истории любви Константина и Екатерины, их первой встрече, предложении руки и сердца, рождении их сына, на заметно округлившийся живот Екатерины и гордость Константина по этому поводу. Она видела, как Константин нежно смотрел на супругу, старался быть ближе к ней и всегда держал ее ладонь в своей руке настолько привычно, что сам не замечал этого. И глаза у него в этот момент безмятежно голубые, счастливые.
Айлин смотрела фильм о семье, в которой все, безусловно, любили друг друга, а видела, как разбивалась на тысячи осколков и разлеталась в разные стороны ее жизнь. Он никогда не уйдет от жены. Айлин ярко представила, что пройдет пять, десять лет, а она все так же будет со стороны наблюдать за семейным счастьем любимого мужчины.
В тот же день она объявила Константину о разрыве отношений.
Глава 8
Константин находился на полпути домой, когда прилетело сообщение на телефон с одним словом: «Трус!». Он развернул машину и погнал в сторону квартиры, которую уже много лет снимал для Айлин.
Для Константина это оскорбление было особенно неприятным, хоть и слышал его в свой адрес лишь однажды, шесть лет назад, во время попытки Айлин познакомить его с мамой и бабушкой. Мама тогда даже не вышла из комнаты, а бабушка мимоходом обронила этот оскорбительный вердикт, не приняла букет цветов и удалилась к себе. Зато взъерошенная таким холодным приемом ее избранника Айлин быстро собрала вещи и переехала в квартиру Константина. А он так и не понял почему «удостоился» именно этого оскорбления. Возможно, если бы это было что-то вроде: «негодяй», «подлец», «совратитель», он бы лишь посмеялся над ханжеством родственниц уже совершеннолетней Айлин, но это слово его здорово задело и начисто отбило желание общаться с женщинами-академиками.
«Наверное, все же надо было самому рассказать о беременности Екатерины», — думал Константин, пока ехал к Айлин. Он специально даже вывез ее на выходные в романтичный отель на берегу озера, чтобы она спокойнее восприняла эту новость, но рассказать собирался немного позже, чтобы не портить настроение себе и ей. Не успел.
Васильев открыл дверь своим ключом. Было темно, а из гостиной раздавалась неимоверно раздражавшая его композиция «Энигмы», одна и та же, повторяющаяся раз за разом. На большом черном фортепьяно по периметру горело множество свечей в стеклянных вазах разных форм и размеров, стоял запах удушливый паленого воска. В центре, отражая золотистые блики, лежала куча непонятного барахла. Он подошел ближе и узнал в этой куче подарки, которыми любил баловать свою музу, облитые, судя по запаху его же коньяком.
«За пафос и антураж пятерка, — усмехнулся Константин, — хотя не замечал за ней раньше тягу к мелодраме, еще и к маме, конечно, уехала».
Константин потушил свечи, выключил музыку, попробовал набрать ее номер, ожидаемо услышал, что абонент вне доступа. Поговорить теперь удастся только в театре, к Трякиным ему дорога была закрыта, могут и полицию вызвать, если сунется.
