— Может пришло время обратится за помощью к Мяснику? — предлагает Давид.
— И кто же к нему пойдет? Ты сам?
— Нет. Только не я! — слишком быстро отвечает тот и, вскидывая ладони в протестном жесте, делает шаг назад.
— Ссыкло! — смеется Никита. А потом более серьезным тоном добавляет: — Мы не будем, каждый раз оказываясь в тупиковой ситуации, обращаться к самому страшному преступнику города, пусть они и завязали что-то наподобие дружбы с Максимом. Его не без оснований называют «Мясник». Мы не святые, признаю. Но он… он по другую сторону. Пока я — ваш непосредственный начальник, этого никогда не будет. НИКОГДА!
Никита поворачивается ко мне, как будто вспоминая, что я все еще здесь.
— Как будут новости, я свяжусь с тобой, Харлей, — чеканит он сухо.
Сдержанно поблагодарив его, покидаю кабинет и в холле сталкиваюсь с Максимом Воронцовым собственной персоной.
— Здравствуйте, Максим Викторович!
— Сколько лет говорю тебе, Паша, зови меня просто Максим. Чувствую себя старым, — ворчит он.
— Это как-то неуважительно.
— Уважение проявляется не в обращении по отчеству, сынок.
— Ээ, хорошо Максим. Огромное Вам спасибо за помощь в поисках моего брата.
— Не благодари. Ребята найдут его. Не сомневайся.
Делаю шаг к выходу, как вдруг слышу в спину:
— Слышал, ты встречаешься с Настей Бауман?
— Эмм. Да, — улыбаюсь при упоминании ее имени, но выражение лица Максима стирает мою улыбку.
— Удивлен, что ты сейчас не с ней.
— Я как раз… Стоп. Что? Почему?
— А ты не знаешь, что случилось?
— Нет. Что-то случилось? С кем?
— Оу. Я был уверен, что ты знаешь, — говорит он жестикулируя, и это пугает меня. Максим Викторович, как известно, не нуждается в лишних движениях, чтобы объясниться. Теперь он полностью завладел моим вниманием. Я резко отхожу от двери и подхожу к нему вплотную.
Страх стремительно расползается по моим венам.
— Что-то случилось с Настей? — мой тон слишком груб. Никогда раньше не повышал голос, не то что на этого властного и жесткого человека, но даже просто в его присутствии. Но сейчас мне плевать на манеры и на его возможную реакцию.
Он внимательно смотрит на меня, прежде чем сказать:
— Настя… она… у нее…
***
— Что случилось, Максим?
— Елена Бауман умерла вчера.
— Настина мама умерла? — произношу я не своим голосом.
Он кивает, сжимая мое плечо.
— Вчера?
Еще один кивок.
Лезу в карман, еще раз проверяя свой телефон и обнаруживая, что на нем нет никаких звонков или сообщений.
— Вы знаете, как это случилось?
Единственное, о чем я могу думать, это поскорее оказаться с Настей рядом.
— Обширный инсульт с кровоизлиянием.
— Она даже не позвонила мне. Вы уверены, что это случилось вчера?
— Да. Аня разговаривала сегодня с их общей знакомой. Они готовились ко сну, когда это случилось.
— Я не знал. Не знал… — набираю ее номер, рассеянно оглядывая холл. Мы больше не одни. Давид смотрит на нас с другого конца приемной. Либо он опять вошел бесшумно, либо я ничего не замечаю вокруг.
— Она не отвечает. Дайте мне адрес ее родителей! — обращаюсь к Максиму. Тот лишь хмуро смотрит на меня.
— Малец, если она не отвечает, значит не хочет с тобой говорить, — Давид подходит ближе и облокачивается на стол секретаря. — Не души ее своим вниманием. Это как смыкающиеся стены для некоторых…
— Может ты уже заткнешься, Давид, — грубо отрезаю его. Опускаю голову и разглядываю свои ботинки секунду. Потом еще одну. Дышу. — Не удивительно, что ты один. — Впервые позволяю себе такую грубость, но его комментарии сейчас совершенно не уместны. Поворачиваюсь снова к Максиму: — Адрес!
От моего командного тона Максим явно охреневает. Это написано на его лице. Но в следующее мгновение он, не отрывая от меня глаз, произносит: — Давид, найди адрес Лазаря Баумана в документах.
— А где Юля? Пусть она…
— Давид! Сейчас! А после отправляйся и закончи дело с поиском брата Паши, — наконец он переводит свой взгляд на него. — Кажется, у вас с Матвеем родился план.
— Но Никита сказал, он против этого плана.
— Я говорю тебе! — повышает он голос. — Если девушка согласится на это, действуйте.
— Но это опасно для нее. Я тоже против.
— Скрываться всю жизнь — опасно для нее. Ты не сможешь охранять ее годами. Езжай. И сделай то, что должен. Если она согласится, с Никитой я сам поговорю. Но сначала найди Паше адрес.
Максим поворачивается ко мне со словами: — Хочешь, я отвезу тебя? Ты в состоянии управлять Харлеем?
Я киваю, но на самом деле не уверен.
— Я должен идти к ней.
35
НАСТЯ
Сожаление — обычное явление в моей жизни.
Я сожалею о некоторых врачебных ошибках. Сожалею о том, что часто ем нездоровую пищу и редко посещаю спортзал. Что нагрубила соседке из-за того, что ее собака громко лаяла ночью. И еще о многих других мелочах. Но это все поправимо.
Мои хирургические ошибки были незначительны и никогда не приводили к осложнениям. Я так много двигаюсь на работе, что могу себе позволить лишнюю булочку. И с соседкой мы помирились. Сожаления обычно исчезают со временем.
Однако я никогда не избавлюсь от сожаления, что два дня назад отказалась навестить родителей. Чувство вины за то, что я осталась с Пашей вместо того, чтобы провести с моей мамой ее последний день, никогда не исчезнет. Знаю, оно сожрет меня заживо, и я позволю этому случиться. Я заслужила всю ту боль, которую чувствую. Заслужила эту тоску, наполняющую мою кровь.
Но сейчас я не могу показывать свою боль. Я должна заботиться об отце, который, кажется, пытается оставаться сильным ради меня.
