Похоже, герцог ещё не знает, ни про подаренный Геду платок, ни про выстрел. Его удар-то не хватит? Может, осчастливить?
– Сожалею, – в очередной раз повторяю я.
– Да вы даже не раскаиваетесь! – герцог окончательно переходит на повышенный тон, практически, рычит.
Интересно, как я в его представлении должна раскаиваться? Расплакаться что ли?
Я на пробу всхлипываю:
– Мне правда жаль.
– Вот только избавьте меня от ваших притворных слёз, леди. Хуже только притворные обмороки вашей матушки. Какое разочарование, что вы слишком много от неё унаследовали, а теперь упорно не желаете брать пример с вдовствующей герцогини.
Он так хитро бабушку обозвал?
Пустить слезу по заказу у меня бы всё равно не получилось, так что, картинно промокнув глаза платком, я затихаю, чем, в общем-то, подтверждаю притворность всхлипов. Мне смертельно надоело притворяться тихоней. Сдерживаюсь, потому что бунтовать рано, успешный мятеж – это тщательно подготовленный мятеж.
– Леди, вы смеете не слушать?! Что же, в моём доме вы не задержитесь. Я принял решение устроить ваш брак. Вы станете супругой наследника графа ат Югниса, молодого лорда Тарушаля ат Югнис.
– Как прикажете, – безропотно соглашаюсь я.
Герцог чуть успокаивается, удовлетворённо откидывается на спинку своего троноподобного стула.
И в этот момент дом потрясает вопль.
Глава 20
Я вздрагиваю вполне натурально.
– Ефан! – рявкает герцог.
Дверь распахивается:
– Мой господин, я немедленно выясню, в чём дело.
За воплем следует грохот.
Герцог, нахмурившись, поднимается из-за стола. Не получивший отмашки Ефан, ждёт. Я, догадываясь о причинах шума, мысленно хмыкаю. Да, следовало убрать следы вчерашнего преступления, но не сложилось. Я отступаю в бок, уступая дорогу герцогу. Я не прочь остаться в кабинете одна, но Ефан слишком хороший секретарь, наедине с бумагами меня не оставляет. У меня лишь получается задать Розику насущный вопрос:
– Бернара владела магией?
– Нет, – следует чёткий ответ.
Вот и славно. Про то, что я в запечатанном храме резвилась, герцог знать не может, а следовательно маловероятно, что меня обвинят. Конечно, я не знаю возможностей местной магической полиции, если такая есть. Вдруг по отпечатку силы можно найти мага? Видно будет…
Я иду следом за герцогом, отстаю на пару шагов. Ефан замыкает.
Звуки приводят нас в гостиную, предваряющую коридор с жилыми покоями. До предела напуганные слуги жмутся по углам. Герцог величественно входит, я выглядываю из-за его плеча.
Картина маслом. Бутылки никто не убрал, и братик ворочается среди них на полу, жалобно стонет. А рядом, согнувшись, стонет женишок. По идее, его и от опьянения, и от похмелья я вылечила, то есть должен быть трезвым и чувствовать себя нормально.
Чуть в стороне валяется разбитая статуя, которую вчера я не заметила.
– Лорд.
Женишок вздрагивает, не разгибаясь, оборачивается. В глазах плещется ужас. Нарушая иерархию, я первой задаю вопрос:
– Лорд, вы не пострадали? Кто-нибудь, помогите лорду подняться.
Герцог бросает на меня предупреждающий полный недовольства взгляд, но при прислуге не спорит, да и я притворяюсь искренне обеспокоенной, к тому же проявляю заботу о будущем муже.
– Нет! Не нужно!
– Вы ногой ударились? Боги, а если на лорда упал какой-то из обломков?
Я не зря нагнетаю. Герцог решительно проходит вперёд. Лорд сгибается ещё ниже.
– Лорд, что вы прячете? Прошу вас, не стесняйтесь, очевидно, что вам нужна помощь. Я не стану смущать вас своим присутствием.
– Руки лорда, – подаёт голос одна из горничных.
Вдвоём герцог и Ефан справляются. Я, нарушив своё обещание уйти, остаюсь на месте, предвкушая интересное зрелище, и оно не заставляет себя ждать. Герцог отшатывается, пятится несколько шагов, пока не налетает на столик и не садится на него. Тонконогий столик, предназначенный для сервировки лёгких закусок или сладостей, не выдерживает надругательства и разваливается. Герцог ляпается на пол. В его глазах не меньший ужас, чем в глазах жениха.
Ефан тоже шарахается, таращится, больше не пытаясь приблизиться.
Женишок баюкает руки.
А меня снова азарт подстёгивает. Или интуиция. Момент, пожалуй, подходящий.
Я подхожу к герцогу, присаживаюсь рядом с ним на корточки, пару раз тыкаю его указательным пальцем в плечо. Герцог реагирует заторможенно, медленно оборачивается. Я прекращаю тыкать:
– При всём моём уважении выходить замуж за краба я отказываюсь.
И поднимаюсь, отчего само собой получается, что я возвышаюсь над герцогом, а он смотрит на меня снизу вверх.
Очнувшись, он багровеет от гнева, надувается, будто хочет разразиться тирадой, но молчит. И правильно. Начни он ругаться, смотрелся бы смешно, а не грозно.
Маскировку я разрушила, больше сдерживаться не нужно:
– Лорд, я могу понять, что у вас чешутся клешни, но зачем же чесать их о статую? Только взгляните, вы перекусили каменную ногу. Конечно, статуя упала и разбилась. Хорошо, что не на вас, но неужели нельзя было сказать слугам, чтобы принесли полено? И между прочем, я любила эту статую! Как благородный человек, вы просто обязаны придумать, как утешить мою потерю.
Нокаут!
Женишок, заслушавшись, забывает, что клешни надо прятать и выставляет руки. Ефан просто таращится в глубоком шоке. Герцог прекращает попытки подняться.
Довольная произведённым эффектом, я добиваю:
– Милочка, – обращаюсь я к первой попавшейся горничной, – передай на кухню, чтобы мне немедленно подали завтрак. Завтракать я буду в своих комнатах.
Только вот эффектно удалиться у меня уже не получается.
В гостиной появляется новый персонаж. Судя по форме, слуга, но не лакей, кто-то более высокого ранга. Может, старший лакей? Не успев оценить открывшееся зрелище, он докладывает:
– Прибыл князь Даларс с визитом.
– О? – я всё ещё удерживаю инициативу. – Похоже, встретить гостя придётся мне. Милочка, завтрак на двоих в столовую!
И, удивительное дело, горничная бросается выполнять приказ.
Я же упираюсь взглядом в ошарашенного не совсем лакея, который наконец разглядел, в каком виде застал хозяев:
– Любезный, сопроводите.
Командный тон действует. Слуга, поклонившись, поворачивается, чтобы следовать за мной, и я удаляюсь, напевая весёлый мотивчик.
Гедан ожидает в парадном холле. То ли он сам не пожелал, то ли сесть ему не предложили. Он стоит полубоком к лестнице и смотрит невидящим взглядом на бегущий по стене мозаичный узор. Прям не живой человек, а царственный идол.
