Напарник сильно сжал ее пальцы, и Лайма вскинула голову.
Вдали блеснула серебряная гладь озера. Невольно оба пошли быстрее, потом
замедлили шаг, потому что увидели своего «монаха», замершего на берегу. Вернее
сказать, на самой кромке леса, потому что берег здесь отсутствовал как таковой.
Озеро было похоже на половинку мяча, вкопанную в землю и наполненную ртутью.
Лес охватывал его плотным кольцом, и высокая трава на берегу смахивала на
рукотворное ограждение.
Полная луна по-прежнему торчала в самой середине неба, и ее
отражение плавало в центре этого идеального круга, ничем не замутненное. Ни
ветерка, ни ряби на воде. Преследователи выбрали такую позицию, которая
гарантировала им хороший обзор. «Монах» стоял к ним спиной совершенно
неподвижно, как будто принимал какое-то решение.
«Вдруг этот тип — самоубийца? — неожиданно пришло Лайме
в голову. — Сейчас он постоит, постоит, потом качнется-вперед и с головой
уйдет под воду. Корнеев, конечно, бросится его спасать. Еще неизвестно, чем вся
эта история закончится».
На одну секунду она отвела глаза от четкого силуэта —
наклонилась, чтобы поправить ботинок, и именно в эту секунду что-то произошло.
Что-то невероятное, потому что Корнеев практически в полный голос воскликнул:
— Мать твою!
Мгновенно вскинув голову. Лайма крякнула от неожиданности.
Одним движением «монах» скинул свой балахон и оказался вовсе даже не мужчиной,
а женщиной. Поскольку в настоящий момент женщина была абсолютно голой,
выходило, что под балахоном у нее ничего не было. «Да никакой это не
балахон! — внезапно осенило Лайму. — Это просто-напросто длинный
банный халат. Если подойти поближе и приглядеться, он наверняка окажется
разноцветным, может быть, в полосочку или в цветочек».
— Русалка, — прошептал Корнеев.
Лайма надеялась, что он имеет в виду исключительно красоту
ее тела, от изгибов которого нельзя было оторвать глаз. Женщина наклонилась,
поковырялась в траве, а когда разогнулась, в руках у нее оказался не то мешок,
не то пакет. Она потрогала ногой жидкое серебро воды, присела и опустила в
озеро руку. Как будто достала оттуда что-то и засунула в пакет. Повторила эту
процедуру несколько раз.
Лайму при одном взгляде на нее пробрало до костей. Вряд ли
вода была такой уж холодной, но вот лазить рукой в полной темноте в озеро…
Одна, в таком месте, в такое время… Лайма только теперь обратила внимание на
прическу женщины, которая на просвет напоминала головку астры — волосы были
короткими, а пряди торчали в разные стороны — поднялась на цыпочки и выдохнула
Корнееву куда-то в подбородок:
— Это Саша!
— Я уже понял, — шепнул он. — Что она делает?
Ловит головастиков?
Лайма содрогнулась от отвращения и подумала, что если они
сейчас окликнут бедняжку, одной нормальной певицей в стране станет меньше. Или
одной свихнувшейся больше.
— Дадим ей уйти? — снова шепнула она, когда в
ответ на ее нетерпеливые подергивания он наклонил голову. Плеск воды позволял
им хоть как-то переговариваться.
— Думаю, пусть идет, командир. Если, конечно, у нее
здесь не назначена встреча.
Никакой встречи у Саши назначено не было. Она некоторое
время хлопала и шуршала своим пакетом, потом повесила его на ближайший куст, а
сама принялась за омовение. Причем делала такие движения руками, словно
намыливалась мылом.
«Какая отважная женщина!» — восхитилась Лайма про себя. Саму
бы ее никакая сила в мире не заставила мыться в таком месте, да еще в полном
одиночестве! Пользуясь «служебным положением», Корнеев не сводил с певицы глаз
до тех пор, пока она не вышла из воды и не надела свою нехитрую одежку. Тогда
он потянул Лайму за руку, заставив сесть на корточки. Мысль о насекомых,
которые могут забраться под одежду, на некоторое время буквально парализовала
ее.
Тем временем Саша накинула на голову капюшон и отправилась
домой, освещая себе путь фонариком. Она прошла довольно близко от соглядатаев,
но головой по сторонам не вертела и их не заметила. Лайма старалась дышать как
можно тише, Корнеев возбужденно сопел.
Как только свет Сашиного фонарика поглотила темнота, он
зажег свой собственный. Сразу стало как-то неуютно и неромантнчно.
— Что она тут делала? — спросил Корнеев
вполголоса. — Насколько я могу судить, озеро должно быть глубоким.
— Может быть, оно мелкое, как лужа? — не
согласилась Лайма.
— Разве ты ничего не чувствуешь? Я просто кишками
ощущаю, что под нами — бездна.
— Не выдумывай.
— Раз уж мы сюда попали, давай проверим?
Лайма понятия не имела, как он собирается это проверять.
— Стой тут, — велел Корнеев, побежал к вехам, на
которых была закреплена веревка, объяснив по дороге: — Мы привяжем к веревке
гантель и опустим ее на дно. И поглядим, что будет.
Лайма подобралась к самой кромке воды. Стояла и смотрела,
как ее напарник возится с уздами. Ей, конечно, было любопытно, насколько тут
глубоко, но все же не до такой степени, чтобы долго тут задерживаться. Никакого
практического смысла в измерении глубины спрятанного среди болот водоема она не
видела.
— Это Дурное озеро! — напомнила она
Корнееву. — Может, не будем в него ничего бросать? Мало ли что оттуда
выскочит? Мы в него — гантель, а оно в нас какую-нибудь кикимору?
— Не выдумывай, командир. — Когда Корнеев
чувствовал, что она побаивается, то мгновенно распускал петушиный хвост. —
Если там что и водится, так только лягушки.
Лайма тут же подумала, что никакого кваканья слышно не было.
Ох, и опасное место! Что это за болото, которое не квакает на все голоса?
Корнеев притащил на берег и сложил кольцами огромный моток
веревки. И с удовлетворением констатировал:
— Здесь метров двадцать, не меньше, — отобрал у
Лаймы гантель и свободный конец веревки крепко привязал к ней. — Ну,
приступим.
Взял гантель и опустил ее в воду у самого берега. Гантель
охотно пошла ко дну, потянув за собой канат. Тот начал погружаться в озеро
довольно шустро. Лайма с Корнеевым стояли рядом и с невероятным изумлением
наблюдали, как кольца разматываются одно за другим. В конце концов не осталось
вовсе ничего, и «хвост», прошелестев по траве, скользнул в серебряную жижу.
— Оно чудовищно глубокое, — дрожащим голосом
заметила Лайма. — Просто какой-то Марианский желоб.
— А я про что, — пробормотал Корнеев, не сводя
глаз с поверхности воды. Он смотрел с таким ожиданием, как будто бы его гантель
могла неожиданно вернуться, поднявшись с самого дна.
— Пойдем домой, — предложила Лайма. — А то
мне что-то не по себе.
Они снова взялись за руки, как маленькие дети, заблудившиеся
в лесу, и двинулись в обратный путь, ориентируясь все по тем же длинным палкам,
от которых Корнеев отвязал веревку.
